Брусилов Георгий Львович - российский исследователь Арктики: краткая биография. Был педантичен и требовал предельной точности

В гостиной: Екатерина Константиновна – мать Георгия. Брусилова Ксения – сестра Брусилова, Сергей - брат Георгия.

В семейном кругу обсуждается предстоящая экспедиция.

Екатерина Константиновна тревожится за сына.

Георгий успокаивает мать, говорит, что все приготовления практически завершены, шхуна и экипаж готовы, все уверены в удачном исходе экспедиции и полны оптимизма. Запасов продовольствия - на 1.5 года, до Владивостока рассчитывают дойти всего за несколько месяцев.

Георгий высказывает матери только свои опасения по поводу финансирования плавания:

Я беспокоюсь о финансировании экспедиции. Дядя - Борис Алексеевич Брусилов, выполняющий роль исполнителя воли подлинного держателя контрольного пакета акций всего нашего предприятия – своей супруги, уважаемой Анны Николаевны, согласившейся финансировать экспедицию, выплаты производит с большим запозданием.

14 июля я подписал с ним,как с поверенным лицом Анны Николаевны официальный договор, который ставит меня в довольно жесткие условия.

Зачитаю Вам некоторые положения этого Договора:

"п.2 Настоящим договором я, Г.Л. Брусилов, принимаю на себя нижеследующие обязанности перед А.Н. Брусиловой:

А) при первой возможности переуступить в полную ее собственность означенную шхуну безвозмездно;

Б) заведование промыслом, с полной моею ответственностью перед нею, Брусиловой, и с обязанностью давать ей по ее требованию отчет о ходе предприятия и о приходно-расходных суммах;

В) не предпринимать никаких операций по управлению промыслом и без предварительных смет сих операций, одобренных и подписанных Анною Николаевною Брусиловой, а генеральный баланс представить ей в конце года точный и самый подробный, подтверждаемый книгами и наличными документами...".

Как Вы видите, я должен предоставлять регулярный отчёт обо всех расходных суммах, также обязан не предпринимать никаких операций без предоставления и согласования предварительных смет и несу личную ответственность за сохранность судна и всей добычи.

Мы с Николаем Андреевым развернули большую рекламную компанию об экспедиции, её будущих открытиях и перспективе пушной концессии для России, добились в Министерстве финансов снижения на треть пошлины на купленную шхуну. А пошлина ведь должна была быть очень значительная – 12 тысяч рублей. Но с помощью прессы и сослуживцев отца, к которым я обращался, вопрос нами улажен. Это потребовало времени и, естественно, затянуло сроки нашего выхода.

Но нужды экспедиции дядя согласился оплачивать только по частям при предоставлении сметы всех текущих расходов. А компенсировать затраты надо практически постоянно, и уже сейчас у нас нехватка средств - нанятые на шхуну матросы неделями не получают денег.

Поставщики заламывают огромные цены за снаряжение, продовольствие, видимо, считая, что я могу заплатить втридорога, а у меня ведь денег куры не клюют…

Чтобы как-то выйти из этого положения, я объявил, что первая часть нашей экспедиции носит круизный характер, и пригласил желающих пройтись с нами пассажирами до Архангельска.

Но, к сожалению, на это откликнулась только одна дама, пожелавшая пройтись с нами до Копенгагена.

Ерминию и ее подругу Лену я пригласил в круиз, конечно, бесплатно.

И вот совсем на днях дядя мне объявил, что Анна Николаевна потребовала, чтобы мелкие акционеры, в их числе и Николай Андреев, вышли из дела, оставаясь наемными служащими.

Для меня это большая неожиданность, и я чувствую себя очень неудобно, прежде всего, перед Николаем, так много сделавшим для подготовки экспедиции. Боюсь, он очень болезненно воспримет эту новость, когда я ему ее сообщу.

Мама, я очень Вас прошу поговорить с дядей, чтобы он не задерживал платежи и, когда мы уйдем в море, своевременно выплачивал деньги семьям моих служащих экспедиции и не уморил их с голоду.

Конечно, я очень надеюсь на удачный зверобойный промысел во время экспедиции, последующее развитие нашей концессии и будущий коммерческий успех.

Екатерина Константиновна прослезилась, но взяла себя в руки и твердо пообещала Георгию, что серьезно переговорит с Борисом Алексеевичем и продолжила свое материнское наставление:

Еще тебя прошу, Георгий, характер у тебя мой и тоже довольно тяжелый, вспыльчивый, ты бываешь порой болезненно самолюбив. Жить тебе с незнакомыми людьми предстоит довольно долго, поэтому усмири свою гордыню и старайся ладить с людьми, иначе тебе будет очень трудно.

Затем поднялась, взяла фамильную икону и благословила сына.

КАК ПОГИБЛА "СВЯТАЯ АННА"?

По традиции у Николаевского моста бросали якоря сверкающие надраенной медью иллюминаторов, отделанные красным деревом яхты привилегированных владельцев из петербургской знати. Поэтому пришедшая из Англии весной 1912 года паровая шхуна «Святая Анна» так выделялась своей суровой простотой. И не только этим. Среди гуляющей по набережной Невы публики, конечно, были и моряки. Они-то в первую очередь отметили крепкий стоячий такелаж, способный нести большие паруса, бочку на грот-мачте (из такой еще со времен Колумба матрос-наблюдатель кричал: «Земля!», а ныне зверобои в полярных водах высматривают добычу), прочный «ледовый» корпус, гарпунные пушки на носу. Китобойное судно... Наверное, в Арктику пойдет... Командир «Святой Анны» лейтенант , когда оказывался на берегу, охотно отвечал на все вопросы репортеров. Предстоящему плаванию нужна была известность.
«...Шхуна производит весьма благоприятное впечатление в смысле основательности всех деталей корпуса. Материал первоклассный. Обшивка тройная, дубовая. Подводная часть обтянута листовой медью», - писал журнал «Русское судоходство». «...Корабль прекрасно приспособлен для сопротивления давлению льдов и в случае последней крайности может быть выброшен на поверхность льда», - информировала газета «Новое время».
А какая у судна история! Событием в географических исследованиях прошлого века было исчезновение и поиски полярной экспедиции Франклина. Шхуну построили в свое время именно для поисков пропавшего англичанина. Она уже бывала не раз в полярных водах, и годы не очень ее состарили.
Газеты дружно сходились на том, что основная цель экспедиции - повторение впервые под русским флагом маршрута Норденшельда, который 34 года назад прошел вдоль сибирских берегов из Атлантики в Тихий океан. По пути эта экспедиция, которую финансируют несколько акционеров, будет изучать присибирские и дальневосточные воды в промысловом отношении. Охота на моржей, тюленей, медведей оправдает часть затрат... И вдруг перед самым отплытием родной дядя командира шхуны, московский помещик Борис Алексеевич Брусилов, один из основных акционеров новоявленной зверобойной компании, предъявляет условие - он вкладывает дополнительные средства, но все прочие компаньоны должны выйти из дела. Кроме племянника, разумеется. И первый помощник капитана и акционер лейтенант Н. С. Андреев выходят из состава экспедиции.
Экипаж, участники экспедиции - все в сборе. Нет только пока обаятельнейшей Ерминии Александровны, дочери генерала Жданко, племянницы начальника Гидрографического управления, который немало способствовал организации экспедиции. Она подсядет позднее, когда «Святая Анна», обогнув Скандинавию, сделает последнюю остановку в Александровске - на Мурмане. Что поделаешь, единственной женщине на корабле приходится считаться с общественным мнением.

В дворянском роду Брусиловых мужчины издавна служили Родине. Не стал исключением и прославленный генерал.

Герб Брусиловых

Генерал Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926) принадлежал к старинному, но не слишком знатному русскому дворянскому роду. Первый исторически достоверный представитель этой фамилии известен нам с конца XV века. Тогда некоему Гриде Степановичу Брусилову было дано поместье в Вотской пятине Новгородской земли.

Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926)

«Тот, кто болтает вздор»

Гридя – это, надо полагать, уменьшительная форма имени Григорий. Чисто русское происхождение имеет сама фамилия – Брусилов. Очевидна ее связь с глаголом «брусить», означающим, согласно словарю Владимира Даля , в новгородском и московском говорах «нести чепуху, городить нескладицу, бредить, врать», в орловском – «бормотать, говорить косноязычно или невнятно», а в пензенском – даже «пьянствовать до беспамятства». Если род Брусиловых происходил из Новгородской земли, то, скорее всего, в основе фамилии лежало первое значение этого слова: «брусило» – «тот, кто болтает вздор», «пустомеля».

Такое нелестное по смыслу прозвание не должно смущать наших современников: многие русские фамилии образовывались от прозвищ (или имен) столь же негативного характера. В допетровской Руси подобные «отрицательные» прозвания давали детям специально, пытаясь уберечь их от порчи или дурного глаза; при этом сами прозвища, разумеется, могли и не соответствовать действительным особенностям их носителей. По словам австрийского дипломата Августина Мейерберга , побывавшего в России в середине XVII века, «этот подверженный суеверию народ не расстается с ним и в своих именах: <…> многие из москвитян называются не тем именем, какое наречено кому-нибудь из них при крещении, но другим, которое дают им родители, скрывая прежнее из опасения, чтобы после огласки его не употребляли оного во зло колдуньи для какого-либо злого дела к пагубе называемого». То же самое «суеверие» относится и к негативным по смыслу именам-прозвищам. И именно благодаря этой традиции появились такие дворянские фамилии, как Лопухин (от слова «лопуха», то есть «лопоухий»), Лупандин (от «лупанда» – «пучеглазый») и Татищев (и вовсе от «татище», что значит «ворюга»).

Служилый род

К XVII веку род Брусиловых разделился на несколько ветвей, утративших между собой генеалогические связи, которые можно было бы проследить по источникам. Предки Алексея Алексеевича Брусилова принадлежали к ветви, представители которой были помещиками в Стародубском уезде. Некий Петр Клементьевич Брусилов владел там поместьем в 1648 году, а другой Петр Брусилов , родом из Брянска, в том же году был осадным головой в Курске. Как видим, Брусиловы – рядовые уездные дворяне, несшие обычную военную службу. Позднее, уже в конце XVIII века, род предков самого известного русского полководца Первой мировой был внесен в Дворянскую родословную книгу Орловской губернии.

Вице-адмирал Лев Алексеевич Брусилов (1857–1909), брат А.А. Брусилова. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов – капитан 1-го ранга, командир крейсера «Громобой»

При Петре I службу нес прадед Алексея Алексеевича – Иван Иевлевич (Иович) Брусилов . Он был вахмистром (унтер-офицерский чин), затем полковым аудитором (судебная должность в армии), получил капитанское звание, а в отставку вышел секунд-майором (этот чин относился к восьмому классу Табели о рангах). Скромная, но вполне достойная карьера.

Сыновья Ивана Иевлевича продолжили семейную традицию. Петр Иванович дослужился до секунд-майора, а Николай Иванович, окончивший Сухопутный шляхетский корпус, вышел в отставку в 1778 году с тем же чином, что и брат, но в дальнейшем продвинулся на гражданской службе. В ноябре 1802 года он был назначен московским вице-губернатором, в марте 1806-го – полтавским губернатором с пожалованием чина действительного статского советника, а в 1808 году – виленским губернатором.

Столь успешная государственная карьера способствовала возвышению рода Брусиловых. На гражданской службе достиг заметного положения и сын Петра Ивановича – Николай Петрович Брусилов (1782–1849). Восьмилетним мальчиком его отдали в Пажеский корпус, но курса он не окончил и в 1796 году был зачислен поручиком в Московский гренадерский полк, расквартированный в Смоленске.

В 1798 году Николай Брусилов поступил на гражданскую службу, в Экспедицию о государственных доходах; в 1803–1806 годах служил в Главном правлении училищ, а затем после непродолжительной отставки – при статс-секретаре по принятию прошений на Высочайшее имя. По свидетельству одного из современников, Николай Петрович «был чиновником редкой в то время честности и никогда не соблазнялся почти ежедневною возможностью взять крупную взятку».

С 1821 по 1834 год он был вологодским губернатором и вышел в отставку в чине действительного статского советника. Примечательно, впрочем, даже не это его весьма успешное государственное служение, а литературное дарование. По сути, он стал первым из Брусиловых, оставившим заметный след в отечественной истории и культуре.

В начале XIX века Николай Брусилов получил известность как литератор. Он был автором нескольких повестей, написанных в духе модного тогда сентиментализма, критических и публицистических статей, а также переводов. В 1804 году Николай Петрович стал членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (в Санкт-Петербурге), а в 1805-м издавал «Журнал российской словесности», являвшийся печатным органом этого общества. Позднее он занялся историческими изысканиями, вступил в Общество истории и древностей Российских (действительный член с 1817 года) и опубликовал ряд научных работ, в том числе статью «Догадки о причине нашествия норманнов на славян», которая увидела свет в 1824 году в «Записках и трудах Общества истории и древностей Российских».

Будучи вологодским губернатором, Николай Петрович много времени отдавал изучению этого края и в 1833 году издал статистическое обозрение «Опыт описания Вологодской губернии», содержавшее немало ценных сведений. За этот труд в декабре 1833 года он был избран почетным членом Академии наук.

Отец и мать

Вернемся к рассказу о непосредственных предках знаменитого полководца. Сын Николая Ивановича и отец героя Первой мировой войны, Алексей Николаевич Брусилов (1789–1859), с 1807 года находился на военной службе. Он принял участие в антинаполеоновских походах и Отечественной войне 1812 года, был ранен в Бородинском сражении, прошел путь с русской армией от Москвы до Парижа. Дослужился до подполковника и в 1824 году перешел на службу гражданскую. В 1830–1831 годах был московским вице-губернатором, с 1831 по 1835 год – курским вице-губернатором. В 1839 году Алексей Николаевич вернулся в армию в чине полковника (с назначением по кавалерии), причем отправился на Кавказ, где шла долгая напряженная война с горцами. Он служил в Закавказье, в Грузии, и последние годы жизни провел в Тифлисе. Скончался в чине генерал-лейтенанта.

Женился Алексей Николаевич поздно, в 1852 году, когда ему было уже за 60, – на дочери чиновника, служившего в канцелярии кавказского наместника, Марии-Луизе Нестроенской , полячке по происхождению. Она была младше мужа на 36 лет. От этого брака родилось четверо сыновей, один из которых умер в младенчестве. Первым у этой супружеской четы в 1853 году появился на свет сын, которому дали имя в честь отца, – Алексей Алексеевич Брусилов.

В 1859 году Алексей Николаевич скончался в возрасте 70 лет от крупозного воспаления легких, а через несколько месяцев от туберкулеза умерла и его жена. Мальчиков взяла на воспитание Генриетта Антоновна Гагемейстер , родная сестра их матери и, что особенно важно, их крестная мать. Мужем Генриетты Антоновны был военный инженер полковник Карл Максимович Гагемейстер . Своих детей у них не было. Жили супруги в Кутаиси, где и провел несколько лет будущий полководец. Кстати, очень символично, что крестным отцом Алексея Алексеевича Брусилова был выдающийся государственный и военный деятель князь Александр Иванович Барятинский (1815–1879), прославленный герой Кавказской войны, ее, собственно, и завершивший.

Военно-морские братья

Следует сказать несколько слов и о судьбах родных братьев генерала, также посвятивших свою жизнь военной карьере.

Борис Алексеевич Брусилов (1855–1918) окончил Пажеский корпус, служил в армии, участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Отличился он в знаменитой Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 годов, ознаменовавшей присоединение Средней Азии к России. Проявил мужество при взятии крепости Геок-Тепе (ныне город Гёкдепе, Туркмения).

За отличие в боях с текинцами был награжден тремя орденами – Святой Анны III степени с мечами и бантом, Святого Станислава II степени с мечами и Святого Владимира IV степени с мечами и бантом. В 1889 году он вышел в отставку в гражданском чине титулярного советника. С начала XX века жил в имении Глебово (Глебово-Брусилово) Звенигородского уезда Московской губернии. При большевиках был арестован и умер в тюрьме.

Лейтенант флота Георгий Львович Брусилов (1884–1914) – исследователь Арктики, капитан шхуны «Святая Анна»

Лев Алексеевич Брусилов (1857–1909) с 1875 года служил во флоте. Первоначально его служба проходила преимущественно на Черноморском флоте, где он показал себя умелым и расторопным офицером, занимаясь составлением стратегического описания берегов Черного моря. В 1891–1895 годах был адъютантом главного командира Черноморского флота вице-адмирала Николая Васильевича Копытова . В 1899 году стал флаг-капитаном штаба начальника Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Якова Аполлоновича Гильтебрандта .

В этой должности он также зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, особенно при решении вопроса об участии эскадры во взятии фортов в китайской гавани Таку во время Китайской кампании 1900 года. В 1903 году Лев Алексеевич возглавил оперативное отделение Главного морского штаба, где разрабатывал план возможных военных действий против Японии на море.

Валериан Иванович Альбанов (1882–1919) – полярный штурман, участник дрейфа на шхуне «Святая Анна»

По его мнению, принимая во внимание превосходство японского флота, необходимо было воздерживаться от столкновений с ним, но в то же время следовало максимально усилить российский флот на Тихом океане, немедленно начав энергичную подготовку к вероятной войне. В ходе Русско-японской войны 1904–1905 годов Лев Алексеевич Брусилов в должности капитана 1-го ранга командовал крейсером «Громобой».

В 1906 году возглавил Морской генеральный штаб и приступил к реализации новой судостроительной программы. Однако расстроенное здоровье вынудило его в 1908 году выйти в отставку в чине вице-адмирала. Женат он был на Екатерине Константиновне Панютиной , происходившей из старинного дворянского рода, представители которого также известны своей службой на флоте.

Обложка книги «На юг, к Земле Франца-Иосифа!». Петроград, 1917. Штурман В.И. Альбанов успел рассказать о своем переходе по льду с несколькими матросами со шхуны «Святая Анна» и о судьбе экспедиции лейтенанта Г.Л. Брусилова

«Два капитана»

Существенный вклад в русскую и мировую географию внес один из сыновей Льва Алексеевича, то есть родной племянник прославленного генерала Первой мировой войны, – лейтенант флота Георгий Львович Брусилов (1884–1914). Он остался в истории как один из самых ярких исследователей Северного Ледовитого океана эпохи «бури и натиска» арктических и антарктических экспедиций мирового значения, имевших место в начале ХХ века.

В 1910–1911 годах Георгий Брусилов участвовал в известной Гидрографической экспедиции в Северном Ледовитом океане, проходившей на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач». Именно тогда у него зародилась идея собрать и возглавить собственную экспедицию, которая, повторяя путь шведского мореплавателя Адольфа Норденшёльда , прошла бы из Атлантического океана в Тихий вдоль всего северного побережья Евразии. На частные средства, предоставленные дядей Борисом Алексеевичем, лейтенант Брусилов приобрел в Англии паровую шхуну, которую назвал «Святая Анна».

В июле 1912 года «Святая Анна» вышла из Петербурга и, обогнув Скандинавский полуостров, направилась в Баренцево и далее в Карское море. В начале октября у западного берега полуострова Ямал она оказалась затерта льдами, и вскоре под сильным ветром начался беспрерывный ледовый дрейф экспедиционного судна сначала на север, а с конца 1913 года – на запад. Шхуна была вынесена в Полярный бассейн.

После 542 дней дрейфа, в апреле 1914 года, штурман Валериан Иванович Альбанов и 13 матросов с согласия капитана покинули шхуну, надеясь по льдам добраться до Земли Франца-Иосифа (тогда судно находилось севернее этого архипелага). Пройдя свыше 400 км, отважные участники экспедиции достигли своей цели – островов, но в живых из них на тот момент осталось только двое: сам Альбанов и один из матросов.

СУДЬБА ЭКСПЕДИЦИИ ГЕОРГИЯ БРУСИЛОВА – погибшего в 1914 году во льдах Арктики племянника знаменитого генерала – послужила писателю Вениамину Каверину материалом для романа «Два капитана»

Они были сняты с мыса Флора на острове Нортбрук в августе 1914 года экипажем судна «Святой Фока» знаменитой экспедиции Георгия Седова . «Святая Анна», на борту которой после ухода группы Альбанова оставалось еще 10 человек, включая Георгия Брусилова, продолжила свой дрейф, но, увы, выбраться из ледового плена ей не удалось. Шхуна пропала без вести. Предпринятые в 1914–1915 годах поиски исчезнувшего корабля не дали результатов.

Опубликованные Альбановым некоторые материалы экспедиции Брусилова (штурман предусмотрительно захватил с собой копию вахтенного журнала и другие записи и документы) продемонстрировали ряд ее значительных научных достижений. «Особенно важными оказались производившиеся во время дрейфа «Св. Анны» промеры северной части Карского моря, до того не посещавшейся ни одним судном, – отмечали исследователи. – Благодаря этим данным удалось охарактеризовать подводный рельеф северо-западной, открытой части Карского моря и выявить меридиональную впадину (длиной почти 500 км), позднее получившую название Желоб Св. Анны.

Кроме того… после изучения особенностей дрейфа «Св. Анны» советская экспедиция на ледокольном пароходе «Г. Седов» в 1930 году нашла о. Визе». По документам экспедиции было установлено наличие постоянного течения в Карском море, направленного к северу, и определена его скорость, уточнена граница материковой отмели, а переход Альбанова по льдам позволил доказать отсутствие к северо-западу от Земли Франца-Иосифа мифических земель, ранее обозначавшихся на картах.

Судьба экспедиции Брусилова послужила писателю Вениамину Каверину материалом для его великого романа «Два капитана». В этом произведении, как помнят все его читатели, говорится о капитане Иване Львовиче Татаринове и шхуне «Святая Мария», в названии которой недвусмысленно угадывается название брусиловского корабля.

Дальний родственник Блаватской и Витте

Сам генерал Алексей Алексеевич Брусилов первым браком был женат на Анне Николаевне Гагемейстер (1861–1908), племяннице Карла Максимовича Гагемейстера, в доме которого он воспитывался, когда умерли родители. Овдовев, в 1910 году генерал женился вторично – на Надежде Владимировне Желиховской (1864–1938). Она была дочерью директора Тифлисской классической гимназии Владимира Ивановича Желиховского и Веры Петровны Желиховской (урожденная Ган; 1835–1896), которая приобрела известность как писательница, преимущественно как автор детских книг.

Писательница Вера Петровна Желиховская (1835–1896). Ее повести и рассказы для детей были очень популярны у современников

Литературное творчество в семье Веры Петровны было своего рода традицией: ее мать, Елена Андреевна Ган (урожденная Фадеева; 1814–1842), – прозаик, автор известных повестей; родная сестра, Елена Петровна, в замужестве Блаватская (1831–1891), – литератор, публицист и знаменитая основательница теософского движения. Родственные связи Желиховской интересны также тем, что мать Елены Андреевны Ган происходила из княжеского рода Долгоруковых и по этой линии среди предков жены генерала Брусилова значился видный сподвижник Петра Великого барон Петр Павлович Шафиров . Сестра же Елены Андреевны, Екатерина Андреевна Фадеева (1819–1898), была матерью Сергея Юльевича Витте . Таким образом, Елена Блаватская и Вера Желиховская приходились Витте двоюродными сестрами, а супруга Брусилова, Надежда Владимировна Желиховская, – двоюродной племянницей.

Обложка книги В.П. Желиховской «Розанчик. Волшебная сказка». Петербург, 1889

Единственный сын генерала Брусилова (от первого брака), Алексей Алексеевич Брусилов (1887–1919), погиб во время Гражданской войны. Потомства он не оставил, и на этом род прославленного полководца Первой мировой войны, к сожалению, пресекся.

Евгений Пчелов, кандидат исторических наук

2014-01-24 в 14:05

Потрясающе! Совершенно потрясающая история, отчаянная девушка и очень безответственный, на мой взгляд, "Юрий Борисович". То есть, я прекрасно представляю, что сама, наверное, поступала бы на ее месте также - тоже рвалась бы в экспедицию и старалась помочь (здорово, что девушка отдает себе отчет в своем мальчишеском характере и тяге к приключениями). Но я вообще не представляю себе, чтобы окружающие меня мужчины мне такое позволили. А тут - пожалуйста. Девчонку. На зимовку. С матросами, которые, еще не отчалив, перепились.
И да, очень интересно, что было дальше.

2014-01-27 в 13:28

Продолжаем историю Ерминии Жданко. Слово автору статьи (печатается, как и в прошлый раз, с некоторыми сокращениями. И это еще не конец истории:

Многие исследователи отмечают, что в 1912 году ледовая обстановка в южной части Карского моря была на редкость тяжёлой. Согласно первоначальному плану экспедиции, следуя вдоль берега, «Св. Анна» настойчиво пробивалась во льдах к полуострову Ямал, пока, в десятке километров от берега, не вмёрзла в неподвижное ледяное поле. «Где именно будем зимовать, пока неизвестно… Желательно попасть в устье Лены», - этим надеждам Ерминии не суждено было сбыться: до Лены и даже до Енисея было ещё ой как далеко. Но это, конечно, не слишком волновало путешественников.
Альбанов писал: "Хорошие у нас у всех были отношения, бодро и весело переносили мы наши неудачи. Много хороших вечеров провели мы в нашем чистеньком ещё в то время салоне, у топившегося камина, за самоваром, за игрой в домино. Керосину тогда было ещё довольно, и наши лампы давали много света. Оживление не оставляло нашу компанию, сыпались шутки, слышались неумолкаемые разговоры, высказывались догадки, предположения, надежды.

Лёд южной части Карского моря не принимает участия в движении полярного пака, это общее мнение. Поносит нас немного взад и вперёд в продолжение зимы, а придёт лето, освободит нас и мы пойдём на Енисей.

Георгий Львович съездит в Красноярск, купит, что нам надо, привезёт почту, мы погрузим уголь, приведём всё в порядок и пойдём далее…"

В самом деле, почему бы Георгию Львовичу и не сгонять, при случае, в Красноярск?.. Да, а что же наша Ерминия? Не сломалась ли, не испугалась, не пожалела ли она о своём импульсивном решении?..

Валериан Альбанов продолжает воспоминания о тех первых неделях в экспедиции:

Таковы были наши планы, наши разговоры у самовара в салоне за чистеньким столом.

«Наша барышня», Ерминия Александровна, сидела «за хозяйку» и от нас не отставала. Ни одной минуты она не раскаивалась, что «увязалась», как мы говорили, с нами. Когда мы шутили на эту тему, она сердилась не на шутку. При исполнении своих служебных обязанностей «хозяйки» она первое время страшно конфузилась. Стоило кому-нибудь обратиться к ней с просьбой налить чаю, как она моментально краснела до корней волос, стесняясь, что не предложила сама.

Если чаю нужно было Георгию Львовичу, то он предварительно некоторое время сидел страшно «надувшись», стараясь покраснеть, и когда его лицо и даже глаза наливались кровью, тогда он очень застенчиво обращался: «Барышня, будьте добры, налейте мне стаканчик».

Увидев его «застенчивую» физиономию, Ерминия Александровна сейчас же вспыхивала до слёз, все смеялись, кричали «пожар» и бежали за водой…

В середине октября 1912 года то ледяное поле, в которое вмёрзла «Св. Анна», оторвалось от полосы берегового льда и медленно двинулось к северу. Вначале это не вызвало беспокойства: «Поносит нас немного взад и вперёд…», - но проходили дни, проходили недели, а движение льдины со шхуной было только «вперёд» и «вперёд». Спустя месяц, в декабре, дрейф «Св. Анны» к северу даже убыстрился…

О том, как день за днём проходил этот дрейф, нам известно из документа под названием «Выписка из судового журнала лейтенанта Брусилова». На «большую землю» эту «Выписку», в запечатанном пакете, доставил Валериан Альбанов, и почти сразу же, в конце 1914 года, она была опубликована.

Документ этот имеет подпись Георгия Брусилова; в его составлении, вероятно, принимала участие и Ерминия Жданко, чьей рукой он переписан. Жанр «Выписки» определить нелегко: это не сам судовой журнал, а перечисление происходивших на судне событий, но составленное сразу за весь прошедший период времени, причём, как мы сегодня понимаем, некоторые очень важные события совершенно в этой «Выписке» не отражены. Вне всякого сомнения, это было сделано вовсе не потому, что они казались составителям «Выписки» несущественными - скорее, дело обстояло как раз наоборот…

Уже на второй день после начала дрейфа Брусилов, вероятно, понял, что зимовать им придётся не на берегу, и принял решение построить прямо на льдине «баню» - благо, всяких-разных пиломатериалов на палубе «Св. Анны» было навалено достаточно. Живо принялись за дело, и в последний день октября баня была готова. Составители «Выписки» вспоминают:

С этого времени каждую неделю мы имеем баню, вполне отвечающую своему назначению, и один день баня топится для стирки белья.

Вообще, жизнь идёт довольно легко, так как в помещениях тепло, пища вполне удовлетворительная, и изредка устраиваем развлечения, как например, в октябре у нас было состязание в беге на лыжах и коньках, на льду была поставлена палатка, где было угощение и горячего шоколада с печеньем и сластями.

К Рождеству готовится спектакль, репетиции идут в бане…

Построенная довольно далеко от судна, баня простояла там полтора месяца: в середине декабря между нею и «Св. Анной» появилась трещина, и баню пришлось перетащить поближе. Но вскоре после этого об её первоначальном предназначении пришлось забыть: среди экипажа началось нечто вроде эпидемии непонятной болезни, так что баню пришлось превратить в больничный изолятор.

Дело было так. Ночью 8 декабря вблизи судна появился первый медведь. Брусилов выстрелил в него и промахнулся. Но уйти тому медведю не удалось: днём, усилиями Альбанова и гарпунеров, его всё-таки застрелили. Радости, должно быть, не было конца: ещё бы, свежее мясо!..

Первым заболел Георгий Брусилов - всего через неделю. На следующий день заболел Альбанов. Потом заболели ещё несколько человек. Потом ещё… У большинства болезнь протекала сравнительно легко, и к середине января все они, более или менее, поправились. Кажется, Ерминия так и вовсе не заболела. Но вот Брусилов…

Командир экспедиции слёг на долгие четыре месяца. «Следы этой болезни ещё и теперь, полтора года спустя, дают себя чувствовать» - читаем мы в «Выписке» его слова. А запись от 17 февраля 1913 года приводит ещё и такие подробности: «Ходить и двигаться совсем не могу, на теле у меня пролежни, часто заговариваюсь…». Именно так: о том, что командир временами буквально терял тогда разум, вспоминает и Альбанов. О болезни Брусилова он пишет, в частности, следующее:

Всякое неосторожное движение вызывало у Георгия Львовича боль, и он кричал и немилосердно ругался. Опускать его в ванну приходилось на простыне. О его виде в феврале 1913 года можно получить понятие, если представить себе скелет, обтянутый даже не кожей, а резиной, причём выделялся каждый сустав… Ничем нельзя было отвлечь его днём, от сна; ничем нельзя было заинтересовать его и развлечь; он спал целый день, отказываясь от пищи…

День он проводил во сне, а ночь большею частью в бреду…

Естественно, что вести в таком состоянии судовой журнал и руководить экспедицией - невозможно. Как в то время решались все эти вопросы - об этом ни в «Выписке», ни в воспоминаниях Альбанова не сказано ни слова… Ерминия Жданко, по словам Альбанова, постоянно была рядом с больным:

От капризов и раздражительности его главным образом страдала «наша барышня», Ерминия Александровна, неутомимая сиделка у кровати больного. Трудно ей приходилось в это время… Но Ерминия Александровна всё терпеливо переносила, и очень трудно было её каждый раз уговорить идти отдохнуть…

Что это могла быть за болезнь? Быть может, это была тяжёлая форма трихинеллёза - болезни, заразиться которой можно, в частности, поев недостаточно проваренное мясо белого медведя. Именно трихинеллёз, как считают ныне, стал причиной гибели шведской полярной экспедиции 1897 года на воздушном шаре «Орёл». Спустя много лет их останки нашли, но умерли они не от голода: из частичек высохшего мяса были выделены возбудители трихинеллёза…

Лишь 14 апреля 1913 года, в первый день Пасхи, Георгий Брусилов почувствовал себя настолько хорошо, что его даже вынесли к общему пасхальному столу, и он смог просидеть там часа два. А в записи от 19 апреля читаем: «Меня сегодня вынесли на стуле на лёд, потом положили на носилки и обнесли вокруг судна и по палубе. Это в первый раз после 4 месяцев лежания в каюте».

Как вспоминает Альбанов, начальник экспедиции полностью оправился от болезни только в июле…

Меж тем, их неуклонный дрейф на север продолжался. За прошедшие месяцы «Св. Анна» уже почти достигла 80-й широты и приблизилась к архипелагу Франца-Иосифа. В сущности, экспедиция Георгия Брусилова, сама того не подозревая, открыла морское течение, обязанное своим происхождением мощным сибирским рекам, Оби и Енисею. Именно это течение и продолжало нести их на север.

2014-01-27 в 13:44

Продолжение

Многое изменилось в жизни экспедиции за эту первую их зимовку. Подходил к концу запас брёвен и досок, некогда загромождавших палубу, и в скором времени вслед за ними в огонь должна была последовать и их замечательная баня. А в середине июля пришлось уже собирать вокруг судна даже щепки и всякие другие обрезки дерева, «разбросанные во дни богатства ими».

А потом закончился керосин. Для освещения приспособили жестянки с медвежьим или тюленьим жиром, которые, как замечает Альбанов, дают «очень мало свету, во всяком случае меньше, чем копоти». Пока длится полярный день, это всё ещё терпимо, но вот зимой… «Они дают только небольшой круг света на стол, а за этим кругом тот же мрак. При входе в помещение вы видите небольшое красноватое пятно вокруг маленького, слабого, дрожащего огонька, а к этому огоньку жмутся со своей работой какие-то силуэты», - пишет в своих воспоминаниях Валериан Альбанов. И добавляет такую живописную подробность:

Мыло у нас уже вышло, пробовали варить сами, но неудачно. Пробовали мыться этим самодельным мылом, но не рады были: не удалось соскоблить с физиономии эту «замазку». Бедная «наша барышня», теперь, если вы покраснеете, этого не будет видно под копотью, покрывающей ваше лицо…

К счастью, большую часть 1913 года охота была достаточно удачной, и это позволило значительно сократить ту скорость, с которой убывали запасы продовольствия. Но за время болезни Брусилова запасы эти, должно быть, сильно сократились: например, как следует из «Выписки», в начале августа оставалось всего лишь 6 пудов сахара - а ведь в экспедицию его было взято почти 54 пуда…

Ну вот кто писал эти трогательные строки? Ерминия?.. Сам Брусилов?.. Записи от 27 и 28 августа:

Вечером поймали руками маленькую серенькую птичку, названия которой никто не знает. Выпустили её на волю. Днём поймали руками ястреба, он сильно истощён и с жадностью ест мясо…

В конце лета 1913 года «Св. Анна» достигла широты архипелага Франца-Иосифа. И тогда же, в конце лета, в экспедиции случилось что-то из ряда вон выходящее, после чего Брусилов и Альбанов почти перестали общаться. Это мы знаем из воспоминаний и самого Альбанова, и другого уцелевшего участника экспедиции, Александра Конрада. Напрасно искать объяснение случившемуся в тексте «Выписки» - никаких объяснений там нет. Там есть лишь короткая запись от 9 сентября:

Временами туман. Полыньи несколько сжало, и на них начали появляться забереги. За день убито 5 тюленей и 1 медведь. Одна собака не вернулась. Отставлен от исполнения своих обязанностей штурман.

Валериан Альбанов в 1914 году, при первой публикации «Выписок», даёт к этой записи комментарий:

По выздоровлении лейтенанта Брусилова от его очень тяжкой и продолжительной болезни на судне сложился такой уклад судовой жизни и взаимных отношений всего состава экспедиции, который, по моему мнению, не мог быть ни на одном судне, а в особенности являлся опасным на судне, находящемся в тяжёлом полярном плавании. Так как во взглядах на этот вопрос мы разошлись с начальником экспедиции лейтенантом Брусиловым, то я и просил его освободить меня от исполнения обязанностей штурмана, на что лейтенант Брусилов, после некоторого размышления, и согласился, за что я ему очень благодарен.

А ещё позднее, в воспоминаниях 1917 года, Альбанов ссылается уже на полную и взаимную психологическую несовместимость его и начальника экспедиции:

Сейчас, когда прошло уже много времени с тех пор, когда я спокойно могу оглянуться назад и беспристрастно анализировать наши отношения, мне представляется, что в то время мы оба были нервнобольными людьми… Из разных мелочей, неизбежных при долгом, совместном житье в тяжёлых условиях, создалась мало-помалу уже крупная преграда между нами… С болезненной раздражительностью мы не могли бороться никакими силами, внезапно у обоих появлялась сильная одышка, голос прерывался, спазмы подступали к горлу, и мы должны были прекращать наше объяснение, ничего не выяснив, а часто даже позабыв о самой причине, вызвавшей их. Я не могу припомнить ни одного случая, чтобы после сентября 1913 года мы хоть раз поговорили с Георгием Львовичем как следует, хладнокровно, не торопясь скомкать объяснение и разойтись по своим углам.

Версия, предложенная Альбановым, в настоящее время считается единственно верной. И даже не хочется задумываться: а почему другие участники экспедиции, стоявшие вроде бы в стороне от межличностного конфликта двух «нервнобольных людей», даже не попытались примирить руководителей?.. И более того - даже приняли в этом конфликте сторону Брусилова?.. А они приняли? Об этом нет упоминаний в «Выписке», но об этом проговаривается Альбанов. Описывая свои мысли при расставании с каютой, в которой прожил полтора года, Альбанов пишет следующее:

В этой каюте, в последнее время в особенности, я жил совершенно отдельной жизнью. «Там», за стеной, жили «они» своей жизнью, и оттуда только временами долетали до меня отголоски «их» жизни, а «здесь» жил «я» своей жизнью, и отсюда к «ним» ничто не долетало. Последнее время моя каюта крепко держала в своих стенах все мои планы, опасения и надежды.

Другими словами, где-то с осени 1913 года Валериан Альбанов фактически находился в состоянии домашнего ареста - пусть даже и добровольного. На «Св. Анне» он стал самым настоящим изгоем, и в начале января 1914 года он не выдержал этого. Дальнейшее нашло в тексте «Выписок» вот какое отражение (полностью цитирую несколько записей подряд):

9 января 1914 года. Надставляли самодельным проволочным линем лот Томсона, так как имеемых 400 сажен не хватает. Отставленный мною от исполнения своих обязанностей штурман Альбанов просил дать ему возможность и материал построить каяк, чтобы весной уйти с судна; понимая его тяжёлое положение на судне, я разрешил. Вечером - сияние.

15 января 1914 года. Закончили удлинять лот. Теперь мы имеем 635 сажен. В течение дня несколько раз был слышен шум торошения.

2014-01-27 в 13:45

Во всей этой истории поражает та, если хотите, брезгливость, которая буквально сквозит в записях от 9–19 января. Составители «Выписок» гораздо более озабочены длиной лота Томсона, нежели дальнейшей судьбой штурмана Альбанова. А на Альбанове, очевидно, был поставлен крест. В те дни, когда капитан был озабочен наращиванием лота Томсона и наблюдал полярные сияния, Валериан Альбанов приступил к подготовке своего ухода со «Св. Анны». Подготовка эта, естественно, не могла происходить в тайне. И вот 22 января часть команды, соблазнённая перспективой «весной покинуть судно и летом достигнуть культурных стран, избавившись от всем наскучившего здесь сидения», также захотела покинуть «Св. Анну». Состоялось нечто вроде общего собрания, на котором Георгий Брусилов пытался вначале отговорить пожелавших уйти, но в ходе разговора вдруг сообразил, что их просьба открывает перед экспедицией неожиданные перспективы - и дал своё согласие.

«Теперь я очень рад, что обстоятельства так сложились», - читаем мы в «Выписке». Почему? По двум причинам. Во-первых, шансы достигнуть обитаемых мест группой из нескольких человек становились уже более-менее реальными. Во-вторых, после ухода половины команды продовольствия для оставшихся должно было хватить ещё минимум на год, что позволяло им, в крайнем случае, даже пережить ещё одну зимовку. Получалось так, что уход половины команды мог бы быть выгоден всем.

Тут есть и ещё одно обстоятельство, на которое почему-то не обращают внимания. Выразили намерение уйти профессионально неподготовленные люди, которые оказались в экспедиции случайно. Их уход был бы благом для остальных, но дойти сами они не могли. И вот тут-то штурманский опыт Альбанова мог бы очень даже пригодиться. Ещё и ещё раз повторяю: Валериан Альбанов, с одной стороны, и остальные участники перехода, с другой стороны, - они уходили по совершенно разным причинам. Георгий Брусилов удовлетворил просьбу Альбанова уйти в одиночку вовсе не потому, что это могло хоть как-то изменить положение экспедиции в лучшую сторону. А вот навстречу желаниям остальных Брусилов пошёл именно поэтому. И Альбанов мог уже уйти не просто так, а с пользой: интересы всех сторон неожиданно совпали…

В последующие недели занимались подготовкой снаряжения, необходимого для предстоящего перехода во льдах: сделали семь каяков (нечто вроде лодок с обшивкой из парусины), семь нарт для перевозки каяков по льду, проверили одежду и обувь (слева показан рисунок, на котором Альбанов позднее изобразил, как всё это происходило: работы шли в трюме, при свете «коптилок», на морозе свыше 30 градусов).

В подготовке принимали участие, конечно, и те, кто оставался: они занимались починкой одежды и обуви, упаковывали продовольствие. А вот Георгий Брусилов, Ерминия Жданко и Вячеслав Шлёнский (один из гарпунёров; как пишут - бывший политссыльный; уж не Шлёнский ли подсказал писателю Вениамину Каверину образ «доктора Ивана Ивановича»?..) занимались совсем другим делом: они писали. С нескрываемой иронией Альбанов замечает:

Боже мой! Что они пишут с утра до вечера вот уже целую неделю? Мне иногда становится страшно, каких размеров, какого веса дадут они нам почту…А наверху всё пишут, пишут и пишут…

Кстати, да. Об этом надо тоже сказать. Если бы Альбанов ушёл со «Св. Анны» один, как это предполагалось вначале, то с ним бы едва ли - учитывая все изложенные выше обстоятельства - отправили какую-либо документацию и, тем более, личные письма. Поскольку он уходил не один, то это смысл уже имело - особенно если бы в группе Альбанова находились надёжные люди, которые могли бы проконтролировать потом доставку почты адресатам. Вероятно, отсутствие в «Выписке» каких-либо объяснений сути конфликта на «Св. Анне» явилось результатом некоего компромисса: ты-де доставляешь, а мы умалчиваем. Но вот личных писем, то есть документов неофициальных, подобная договорённость, разумеется не касалась, и Альбанов это понимал. В своих воспоминаниях он несколько раз пишет о некоей «запаянной жестяной банке с почтой и документами» (помимо всего, там были и личные документы участников перехода), которую его группа взяла с собой. А вот кто в группе Альбанова мог быть теми самыми «надёжными людьми»? По мнению некоторых исследователей, это мог быть старший рулевой Пётр Максимов и, возможно, стюард Ян Регальд, присоединившийся к группе уже после её ухода, взамен заболевшего матроса…

В ночь на воскресенье 6 апреля 1914 года состоялся торжественный пасхальный ужин. Вот как об этом - едва ли не прощальном - ужине говорится в «Выписке»:

Угощение состояло из следующего: холодец из солёной свинины, кулич из серой муки, пирог из той же муки с начинкой из сушёных фруктов, чай, сладости и орехи. Пропев троекратно «Христос Воскресе», уселись за стол. Некоторые из команды пели и развлекались до утра…

Перед самым выходом группы Брусилов вручил Альбанову предварительно согласованное с ним официальное предписание, имевшее целью легализовать оставление экспедиции. Текст предписания был процитирован в романе Каверина "Два капитана" почти дословно, изменены только имена. В этом своеобразном «путевом листе» перечислены все 14 участников перехода и все возможные пути следования - мыс Флора на Земле Франца-Иосифа и далее к архипелагу Шпицберген.

Вечером 10 апреля 1914 года группа Альбанова покинула «Св. Анну». Но ещё несколько дней люди, бок о бок прожившие на судне полтора года и вместе перенесшие на нём две зимовки, общались друг с другом: оставшиеся, сколько могли, старались побаловать уходивших горячей едой, а кто-то из уходивших - возвращался на судно переночевать.

Контакты между двумя частями некогда единой экспедиции окончательно прекратились лишь 16 апреля, когда группа Альбанова отошла уже слишком далеко от «Св. Анны» и потеряла её из виду…

2014-01-27 в 14:49

Тоска по совершенству? Ну-ну! (с) Ундервуд

2014-02-07 в 14:30

Ну вот и окончание истории. Не буду вдаваться в подробности путешествия штурмана Альбанова, хотя в статье, перепост которой здесь представлен, подробно рассказывается и об этой группе, и заодно о Георгии Седове, чей корабль их спас. Но я все-таки остановлюсь на истории Ерминии Жданко и тех, кто остался на корабле. Но сначала - о тех, чья судьба известна точно.

Георгий Брусилов долго ещё по военному ведомству числился всего лишь пропавшим без вести. В 1913 году его наградили юбилейной медалью в честь 300–летия дома Романовых - и тогда, действительно, он был ещё жив, хотя награждавшие его не могли и тогда быть полностью в этом уверены. А в 1915 году Георгия Брусилова наградили памятной медалью - в честь 200–летия Гангутского сражения. В изданном весной 1916 года «Списке личного состава судов, флота, строевых и адмиралтейских учреждений морского ведомства» мы также ещё находим лейтенанта Георгия Брусилова. Но вот в том же году позднее Брусилов, по-видимому, был всё же признан умершим и исключён из подобных списков.
Мать Георгия Львовича Брусилова, Екатерина Константиновна, скончалась в начале мая 1936 года. В «Генеалогическом вестнике» № 4 за 2001 год описан составленный ею Поминальник - карманного формата книжечка, на чёрном переплёте которого оттиснуты восьмиконечный крест и надпись «За упокой». Там перечислены все те её родственники и даже, быть может, просто добрые её знакомые, кого Екатерина Константиновна Брусилова поминала как умерших. В самом начале мы видим там имена родителей и её мужа, и её собственных. Перечислены там имена и всех братьев Брусиловых - и Алексея (знаменитый генерал), и Бориса («дядя»), и Льва (её собственный покойный муж). Мы находим в Поминальнике имя воспитателя этих трёх братьев, имя первой супруги генерала Брусилова, имя супруги и даже имя тёщи «дяди Бориса». Есть там даже имя француженки-гувернантки, которая воспитывала Анну Николаевну Брусилову, урождённую баронессу Рено!..
Но вот имени её собственного сына, Георгия Брусилова, - там нет…

2014-02-07 в 14:38

Со времени экспедиции Брусилова прошёл без малого век. Конечно, никого из тех, кто летом 1912 года отправился в ту полярную экспедицию, давно уже нет в живых: ни Альбанова с Конрадом, которым повезло вернуться, ни Баева, исчезнувшего при переходе к Земле Франца-Иосифа, ни Архиреева и Нильсена, умерших уже на островах, ни Луняева и Шпаковского, унесённых на каяке в море, ни того, чьи останки недавно были обнаружены на острове Георга, ни троих его спутников, которые ведь тоже умерли где-то там, рядом.
Никого из них нет в живых. Пусть так. Но мы хотя бы приблизительно да знаем о том, что с ними случилось, где и как могла настигнуть их смерть. А вот о дальнейшей судьбе тех, кто остался на «Св. Анне» - мы не знаем вообще ничего. Где, как, почему они умерли - не знает никто.
Ладно бы люди. Но ведь никаких следов и самой шхуны «Св. Анна», всех этих её деревяшек, парусов, шлюпок, мачт и штурвалов - никто никогда не находил: она исчезла бесследно, растворилась, словно бы её никогда и не было…
Или всё-таки находил?..
В книге Николая Черкашина «Авантюры открытого моря» есть рассказ о том, как ещё в 1988 году, будучи в Германии, он на стене одной из пивных Штральзунда видел старый корабельный штурвал с полустёртой надписью «…andor…». На штурвале висела также икона с изображением св. Анны Кашинской. По словам хозяина того заведения, осенью 1946 года рыболовецкое судно, на котором был его отец, едва не наткнулось в Северном море на брошенную экипажем шхуну. Обследовав её, рыбаки обнаружили-де там «много» консервов и других припасов. Штурвал и икона - с той самой шхуны. Да, и ещё: шхуна была совсем беспризорная: ни экипажа, ни флага, ни даже имени на борту…
Ну вот. Осталось только вспомнить, что прежде чем стать «Святой Анной», купленное Брусиловым в Англии судно называлось «Pandora II». А потом ещё и задать себе вопрос, ответить на который будет крайне нелегко: а где, в каких, собственно говоря, водах та шхуна (если только допустить, что это именно «Св. Анна») провела три десятилетия и две мировые войны, оставаясь никем не замеченной?..
Да и как бы вообще, спросит читатель, могла «Св. Анна», которую в последний раз видели далеко в Арктике, напротив сибирских берегов, вдруг оказаться в Европе?.. Могла. Более того, если говорить только о судне, то его дальнейшую судьбу предсказать было бы не очень трудно: дрейфуя со льдами на запад, оно прошло бы вдоль северных берегов архипелага Шпицберген и, спустя некоторое время, освободилось бы из ледового плена уже в европейских водах. Дело в том, что в апреле 1914 года общее направление дрейфа «Св. Анны» определялось не стоковым Обско-Енисейским течением (как это было в 1912 и в 1913 годах), а мощным океаническим течением, направленным с востока на запад: примерно с декабря 1913 года «Св. Анна» стала продвигаться в общем направлении на запад.
Надо сказать, что экспедиция Брусилова готовилась плыть вдоль сибирских берегов, так что никаких карт других районов Арктики на «Св. Анне» не было. Но среди взятых в экспедицию книжек оказалась и книга Фритьофа Нансена, в которой, среди прочего, был описан знаменитый дрейф судна «Фрам», проходивший в 1895 и в 1896 годах. Альбанову, который готовился к переходу на Землю Франца-Иосифа, пришлось даже снимать копии с помещённых в этой книге схем, потому что саму книгу Георгий Брусилов ему не отдал.
Дрейф «Фрама» проходил даже немного севернее - вначале на запад, а потом на юг, огибая Шпицберген. Последний раз «Св. Анну» видели на 60-ом меридиане; «Фраму» понадобилось восемь с половиной месяцев (с декабря по середину августа следующего года), чтобы с того же 60-го меридиана выйти в свободные ото льдов воды западнее Шпицбергена.
Для шхуны «Св. Анна» арифметика даёт несколько более неприятный ответ: середина апреля 1914 года плюс восемь с половиной месяцев - это, к сожалению, конец декабря. Вряд ли «Св. Анна» могла освободиться из ледового плена посреди зимы. Но зато теперь её дрейф продолжался бы уже на юг, и ещё через несколько месяцев - скажем, к лету 1915 года - она могла бы, наверное, поднять паруса…
… Валериан Альбанов вспоминает один забавный эпизод. Дело было уже на подходе «Св. Фоки», забравшего Альбанова и Конрада на мысе Флора, к родным берегам. «Св. Фока» был в ужасающем, полуразобранном состоянии (в топку пошло уже всё, что могло гореть, но без чего ещё можно было кое-как обойтись) и обоснованно рассчитывал на помощь. И вот однажды вечером на «Св. Фоке» увидели идущий прямо к ним, ярко освещённый пароход (потом они узнали: это был «Ломоносов», рейсовое судно Мурманского пароходства). «Лучшего нам и желать было нечего, так как этот пароход мог подвести нас к любому становищу», - пишет в воспоминаниях Альбанов.
На «Св. Фоке» стали запускать сигнальные ракеты, разожгли все огни - неизвестный пароход сделал вид, что ничего не заметил. Тогда стали жечь облитую керосином паклю («пламя поднялось такое, что можно было подумать, что на судне пожар») - на пароходе ноль внимания.
«Ослепли они там, что ли?..» - подумали на «Св. Фоке» и решили привлечь к себе внимание выстрелами из двух своих гарпунных пушек. Но начавшаяся канонада произвела неожиданный для полярников эффект. Вот как его описывает Валериан Альбанов:
Моментально пароход, который был так недалеко, исчез, как сон. Невольно стали протирать глаза: да был ли это в действительности ярко освещённый пароход, или только нам показалось!
Нет, пароход был, но он почему-то закрыл все электрические огни и куда-то исчез…
Все были поражены, первое время даже молчали, но затем по адресу исчезнувшего парохода посыпалась такая отборная ругань, что капитану после этого, должно быть, долго «икалось».
Всё это происходило в августе 1914 года. Никто на «Св. Фоке», отправившемся в Арктику в 1912 году, не знал, что началась мировая война…
Экспедиция на «Св. Анне» началась тоже в 1912 году, и летом 1915 года её экипаж тоже бы ничего не знал об идущей полным ходом войне и о морской блокаде Англии. И далеко не всякий встречный корабль напугали бы две гарпунные пушки «Св. Анны», полным ходом идущей под русским флагом в сторону Англии - с явным намерением дерзко нарушить условия блокады…
Версия о том, что шхуну «Св. Анна», только-только освободившуюся из ледового плена, безо всяких разговоров могла потопить немецкая подводная лодка, впервые была опубликована в 1978 году. Высказывались и всевозможные вариации этой версии, например: потоплена-де была не сразу, а после досмотра - Георгий Брусилов и Ерминия Жданко были взяты на борт подводной лодки и оказались потом в Германии. Или так, например: ввиду плачевного состояния «Св. Анны» немцы вообще не стали с ней возиться, а ограничились тем, что заставили экипаж покинуть шхуну в открытом море и пересесть в шлюпки. Ну, и так далее…
В принципе, ничего невозможного в этих версиях нет - если только «Св. Анна» не погибла гораздо раньше. А отчего же она могла погибнуть? Быть может, её раздавили льды?.. Мне вспоминается фрагмент из мемуаров Альбанова. Мысленно разговаривая с покидаемой им шхуной, он пишет:
… Или в холодную, бурную, полярную ночь, когда кругом завывает метель, когда не видно ни луны, ни звёзд, ни северного сияния, ты внезапно будешь грубо пробуждена от своего сна ужасным треском, злобным визгом, шипением и содроганием твоего спокойного до сего времени ложа; с грохотом полетят вниз твои мачты, стеньги и реи, ломаясь сами и ломая всё на палубе?
В предсмертных конвульсиях затрещат, ломаясь, все суставы твои, и через некоторое время лишь кучи бесформенных обломков да лишний свежий ледяной холм укажут твою могилу. Вьюга будет петь над тобой погребальную песню и скоро запорошит свежим снегом место катастрофы. А у ближайших ропаков кучка людей в темноте будет в отчаянии спасать что можно из своего имущества, всё ещё хватаясь за жизнь, всё ещё не теряя надежды…
Ужас, конечно. Кровь леденящий ужас… Что ни говорите, но у Валериана Альбанова определённо был литературный талант… Если же серьёзно, то, например, Александр Конрад, тоже повидавший «Св. Анну» во всяких переделках, не верил в то, что её могли раздавить льды. Отвечая на вопрос Валентина Аккуратова о надёжности судна, Конрад сказал следующее:
Корабль был хорош. Мы неоднократно попадали в сильные сжатия, однако нашу «Аннушку» как яйцо выпирало из ледяных валов. Нет, её не могло раздавить. Только пожар мог её уничтожить…
«Только пожар мог её уничтожить»… Версия о пожаре - одна из самых вероятных. На знаменитом «Фраме», во втором его плавании, однажды случился пожар: причиной там стали случайные искры из камбузной трубы. Но на «Фраме» был слаженный коллектив профессионалов, и судно удалось отстоять.
Да ведь однажды, в декабре 1913 года, и на «Св. Анне» тоже едва не случилась беда: начинала уже тлеть палуба - там, где проходила через неё опять же камбузная труба. Тогда, правда, опасность вовремя заметили и постарались всё исправить, но… но ведь недаром же пришла Конраду в голову, прежде всего, возможность пожара…
Случись пожар, затруднить его тушение могла бы, например, новая вспышка трихинеллёза. Риск вновь заболеть трихинеллёзом наверняка повысился уже летом 1914 года, когда льдину со «Св. Анной» могло вынести к северным берегам Шпицбергена (примерно туда, кстати, где спустя полтора десятка лет потерпел катастрофу дирижабль «Италия» с экспедицией Умберто Нобиле). Растянуть на возможно больший срок имевшиеся на судне запасы продовольствия Брусилов, конечно, постарался бы за счёт охоты. А одной из главных причин заражения трихинеллёзом является употребление в пищу, например, мяса белых медведей - без его достаточно серьёзной термической обработки.
Наконец, достигнув меридиана Шпицбергена, Брусилов мог летом 1914 года покинуть «Св. Анну» и, взяв с собой вельботы, направиться вдоль восточных берегов Шпицбергена на юг - в надежде реализовать то, что он сам же и советовал Альбанову, отпуская его группу со шхуны:
Достигнув Шпицбергена, представится Вам чрезвычайно трудная задача найти там людей, о месте пребывания которых мы не знаем, но надеюсь на южной части его - это Вам удастся, если не живущих на берегу, то застать где-нибудь промысловое судно.
В общем, случиться на «Св. Анне» могло всякое, и нам остаётся только гадать…

2014-02-07 в 14:46

В декабре 1980 года журнал «Вокруг света» опубликовал статью «Пассажирка», авторы которой, действительные члены Географического общества СССР Д. Алексеев, П. Новокшонов, сообщили своим читателем следующее:
Мы получили письмо из Таллина от Нины Георгиевны Молчанюк. Она, дальняя родственница участницы экспедиции Ерминии Александровны Жданко, единственной женщины на борту «Святой Анны», сообщила, что незадолго перед второй мировой войной к родственникам или знакомым в Ригу приезжала Ерминия… Брусилова и что живет она - или жила - где-то на юге Франции.
В более поздних публикациях уточняется, что Ерминия приезжала в Ригу в 1928 году вместе со своим десятилетним сыном и что Нина Молчанюк-де «по малолетству» не придала тогда всему этому никакого значения.
Нина Молчанюк - это, по-видимому, та самая Нина Молчанюк (в девичестве Броведовская), которая, между прочим, в самом конце августа 1941 года встречалась в Елабуге с Мариной Цветаевой и оставила о том ценные воспоминания (см. статью Ирмы Кудровой «Третья версия. Ещё раз о последних днях Марины Цветаевой», а также статью Л. Козловой «Анастасия Цветаева в моей жизни» - казахстанский журнал «Нива», № 3 за 2009 год, сс. 137-156).
Из упомянутых источников следует, что, действительно, Нина Георгиевна Молчанюк, родом из Пскова, жила потом в Таллине и занималась там журналистской работой. Трудно сказать, была ли Нина Молчанюк-Броведовская «дальней родственницей» Ерминии Жданко, но вот насчёт «малолетства»… в пофамильном списке ветеранов Псковской области указано, что Нина Георгиевна Молчанюк родилась 1 мая 1925 года - в 1928 году, стало быть, ей было всего три года…
Впрочем, совсем не исключено, что Ерминия приезжала в Ригу и позже, а 1928 год возник не в воспоминаниях Нины Молчанюк, а в воспоминаниях Анатолия Вадимовича Доливо-Добровольского, с которым, каксообщается, встречался писатель Николай Черкашин:
Тот сообщил ему, в частности, о том, что к его родственникам в Москву из Риги пришла открытка, которая извещала о приезде в 1928 году Ерминии Жданко в Ригу. Открытка по вполне понятным причинам не сохранилась, её быстро уничтожили, т.к. в те годы ОГПУ за зарубежные связи бывших дворян спросило бы по всей строгости.
… Получив письмо от Нины Молчанюк, авторы указанной выше статьи в журнале «Вокруг света» навестили в Москве Льва Борисовича Доливо-Добровольского (племянника Георгия Брусилова) и сводную сестру Ерминии Жданко Ирину Александровну, которые высказали предположение, что речь идёт совсем о другой Ерминии, а именно - об их дальней родственнице, «проживавшей в Югославии»…
По-видимому, они совершенно правы: помимо «нашей» Ерминии Александровны Жданко, была ещё и другая Ерминия Александровна. Ольга Михайловна Евреинова (родившаяся в 1837 году) и Ерминия Михайловна Евреинова (родившаяся в 1845 году) являлись, видимо, родными сёстрами (из этого, кстати, следует, что мачеха Ерминии Жданко приходилась её матери двоюродной сёстрой). В 1860 году Ольга Михайловна Евреинова стала женой Осипа Фроловича Доливо-Добровольского, с которым она состояла в браке вплоть до их развода в 1880 году. У них было восемь детей, из которых на схеме показаны только трое: Александр, Борис и Тамара (точнее, отцом троих младших детей, в том числе и Тамары, фактически являлся одесский купец Дмитрий Петрококино, второй муж Ольги Михайловны Евреиновой). А у Ерминии Михайловны Евреиновой была дочь, Ерминия Юрьевна Бороздина, которая и стала первой женой Александра Ефимовича Жданко и матерью «нашей» Ерминии.
После смерти своей первой жены Александр Жданко женился во второй раз - на Тамаре Доливо-Добровольской (их дочери, Ирина и Татьяна, приходились Ерминии Жданко сводными сёстрами; именно с Ириной разговаривали авторы статьи в журнале «Вокруг света»). Тамара Жданко, мачеха Ерминии, умерла в Москве в 1962 году.
Борис Осипович Доливо-Добровольский, брат Тамары по матери, был мужем Ксении Брусиловой, сестры Георгия Брусилова. Бориса Доливо-Добровольского расстреляли в сентябре 1937 года, а Ксения Львовна скончалась в Москве в 1982 году.
У старшего брата Тамары и Бориса, Александра Доливо-Добровольского, было двое детей. Его сын Вадим, очевидно, и является отцом того самого Анатолия Вадимовича Доливо-Добровольского, с которым встречался писатель Николай Черкашин. Относительно же дочери Александра Осиповича, которую тоже звали Ерминией («Мима»), известно, что она была пианисткой и проживала в Любляне - теперь это столица Словении, но и тогда, и долгое время спустя это было именно что «в Югославии».
В общем, нет ничего удивительного в том, что «югославская» Ерминия, пианистка, приезжала в Ригу - да и не один раз, наверное. Возможно, она приезжала даже с сыном - а почему бы и нет?.. И вовсе уж не удивительно то, что о её приезде кто-то известил «родственников» Анатолия Вадимовича Доливо-Добровольского - ведь она, как-никак, приходилась его отцу родной сестрой…
Подводим итоги?.. У нас нет никаких оснований считать, что кто-либо из оставшихся на «Св. Анне» людей вернулся из той экспедиции в Арктику. Если даже допустить, что у Георгия Брусилова или у Ерминии Жданко и могли быть какие-то непонятные причины скрывать ото всех своё возвращение, то ведь у остальных - подобных причин не было вообще.
Мы не знаем, где именно, когда и при каких обстоятельствах погибли Георгий Брусилов, Ерминия Жданко, Вячеслав Шлёнский, Михаил Денисов, Иван Потапов, Яков Фрейберг, Густав Мельбард, Иоганн Параприц, Игнатий Калмыков, Гавриил Анисимов, а также Иван Пономарёв, Александр Шахнин и Максим Шабатура. Они навсегда остались в Арктике, и тайну своей гибели они унесли с собой…

Август 1912 года. Только что покинувшая Петербург, пахнущая свежей краской, нарядная и такая красивая, «Святая Анна» идёт вокруг Европы. Молоденькая девушка Ерминия счастлива и беззаботна:
Из Копенгагена мы вышли уже около 4-х суток, теперь приближаемся к Трондгейму. Погода всё время хорошая. По-прежнему развлекаемся граммофоном, а по вечерам домино…
Апрель 1914 года. Настал час расставания - половина команды этим вечером уходит со «Святой Анны». Позади две зимовки, и все ещё живы, но каждый из них думает: что же ещё ждёт их впереди?..
Заводится граммофон. Особенным успехом в последнее время пользуются пластинки: «Сойди на берег…» и «Крики чайки белоснежной…» Эти пластинки за четыре дня пасхальной недели ставятся, кажется, сотый раз. Всем они надоели, но, тем не менее, мотивы эти так и напрашиваются сами, так и сверлят мозг. У всех бывают, я думаю, такие мотивы, которые обязательно наводят вас на какое-либо определённое воспоминание. Эти воспоминания как бы неразрывно связаны с мотивом. Упомянутые пластинки всегда нам напоминали начало нашего плавания, когда мы, полные самых розовых надежд, весёлые, огибали берега Норвегии, когда, даже попав в ледяную западню, долго не падали духом…
«Сойди на берег» и «Крики чайки белоснежной», популярные тогда романсы… Наверное, Альбанов говорит здесь о пластинке, выпущенной в 1912 году. Пластинка эта дошла до наших дней. Давайте послушаем тот самый романс, который в апреле 1914 года постоянно звучал на «Св. Анне», среди пустынного ледяного безмолвия, - напоминая о таких счастливых и так давно уже минувших днях и поддерживая в измученных людях надежду на скорое возвращение домой…

«Крики чайки белоснежной», запись 1905 года:

Крики чайки белоснежной,
Запах моря и сосны,
Неумолчный, безмятежный
Плеск задумчивой волны.

В дымке розово-хрустальной
Умирающий закат,
Первой звёздочки печальной
Золотой, далёкий взгляд.
Ярко блещущий огнями
Берег в призрачной дали,
Как в тумане перед нами
Великаны корабли.

Чудный месяц, полный ласки,
В блеске царственном своём.
В эту ночь мы будто в сказке
Упоительной живём.

В эту ночь мы будто в сказке упоительной живём,
Будто в сказке мы живём, будто в сказке мы живём…

Алексей Алексеевич Брусилов происходил из рода потомственных военных. Дальние предки его были выходцами их Речи Посполитой и вели свою родословную от известного польско-украинского дипломата Адама Киселя, потомки которого, перейдя на русскую службу, связали свою жизнь с русской армией.

Брусиловы были потомственными дворянами Орловской губернии. Больших военных чинов ни прадед Алексея Брусилова, Иван Иевлевич, ни его дед Николай Иванович не достигли, но верой и правдой служили Отечеству. Но уже его отец стал генералом. Алексей Николаевич Брусилов родился в 1789 году и начал службу в коллегии иностранных дел (1802). Чин штаб-ротмистра Лубенского гусарского полка он получил через пять лет, а к началу Отечественной войны 1812 года достиг чина майора. Войну он встретил в составе Кирасирского Военного Ордена полка, с которым участвовал в Бородинском сражении, где и был ранен. Вернувшись в строй, он участвовал в заграничных походах и в 1813 году был произведен в подполковники с переводом в Литовский уланский полк. С 1821 года Алексей Николаевич Брусилов начал служить в Ямбургском уланском полку в чине полковника. Через три года он оставил военную службу почти на 10 лет. За это время он занимал различные гражданские должности, в том числе и пост московского вице-губернатора. На военную службу Алексей Николаевич вернулся в 1839 году и спустя шесть лет был произведен в генерал-майоры. Женился он поздно на Марии-Луизе Нестоемской, которая была значительно моложе супруга. К моменту рождения их первенца – Алексея – ей исполнилось 28 лет, а Алексею Николаевичу было уже 64. Семья проживала в Тифлисе, где служил Алексей Николаевич в должности председателя полевого аудиториата Отдельного Кавказского корпуса. В 1856 году он был произведен в чин генерал-лейтенанта. Кроме Алексея в семье было еще три брата – Борис, Александр (скончался в младенчестве) и Лев. Сыновья пошли по стопам отца, выбрав военную карьеру. В дальнейшем Борис Алексеевич оставил военную службу и стал крупным московским землевладельцем, женившись на баронессе Нине Николаевне Рено. В 1907 году он имел чин действительного статского советника. Арестованный ВЧК в 1918 году, Борис Алексеевич скончался в заключении.

Младший брат, Лев Алексеевич, выбрал путь морского офицера. Образование он получил на юнкерских курсах, а затем на курсах военно-морских наук при Морской академии. Он участвовал в русско-турецкой войне, в экспедиции в Китай в 1900 году, а во время русско-японской войны командовал крейсером «Громобой». После окончания войны он был назначен начальником Морского генерального штаба, а затем стал младшим флагманом Балтийского флота. Лев Алексеевич достиг чина контр-адмирала. В 1908 году он вышел в отставку по болезни, а через год скончался.

Старший из братьев, Алексей Алексеевич Брусилов, родился в Тифлисе 31 августа 1853 года. Его крестным отцом был наместник Кавказа фельдмаршал князь Барятинский. Алексею не исполнилось еще и четырех лет, когда он стал пажом высочайшего двора. Эта «должность» и открыла послужной список будущего верховного главнокомандующего русской армии.

Рано лишившись родителей – отец умер, когда Алексею было шесть лет, а вскоре скончалась и мать, дети были взяты на воспитание в семью Гагемейстеров, с которыми состояли в родстве. Братья получили прекрасное домашнее образование, что позволило Алексею в 1867 году успешно сдать экзамены в четвертый класс привилегированного учебного заведения – Пажеского корпуса. Окончив Пажеский корпус, Алексей Брусилов в чине корнета был зачислен в армейский драгунский полк, начав службу в Закавказье. Служба шла не совсем гладко, и он даже находился под арестом в течение двух месяцев за участие в дуэли в качестве секунданта. Тем не менее в 1872 году он – прапорщик 15-го Тверского драгунского полка. Здесь же, на Кавказе, Брусилов принял первое боевое крещение, участвуя в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Он отличился при штурме крепостей Ардагана и Карса и «за дела с турками» был удостоен трех орденов. На Кавказе Брусилов оставался до 1881 года, а затем после командировки в учебный эскадрон кавалерийской школы в Петербург он остался служить в столице. Новый век Брусилов встретил уже генералом…

В 1908 году Алексей Алексеевич по семейным обстоятельствам просит о переводе на другое место службы и получает назначение в Люблин командиром 14-го армейского корпуса. В мае 1912 года он назначается помощником командующего войсками Варшавского военного округа, а в декабре того же года производится в чин генерала от кавалерии. На протяжении двух лет он замещал командующего округом во время его отсутствия.

Летом 1913 года Брусилов получил приказ военного министра принять 12-й армейский корпус в Киевском округе. Численность корпуса, расквартированного по всей Подольской губернии, равнялась 50 тысячам человек. За месяц до начала Первой мировой войны корпус Брусилова был переформирован в 8-ю армию.

1 августа Германия объявила войну России, а через два дня напала на Бельгию и Францию. На следующий день в войну вступила Англия. Войска брусиловской армии выступили к австрийской границе, войдя в состав Юго-Западного фронта, действовавшего в Галиции. Перейдя границу, Брусилов издал приказ, в котором говорилось о необходимости высоко нести честь и достоинство русского солдата и не причинять обид мирному населению. «С мирным населением, – писал Брусилов, – каждый из нас должен обращаться так же, как это было в родной России».

Армия Брусилова принимала участие в Галицийском сражении. Взаимодействуя с 3-й армией под командованием генерала Рузского, за 8 дней наступления войска 8-й армии продвинулись на 130-150 километров и подошли к Галичу. По мере продвижения русских войск сопротивление австрийцев усиливалось, но, несмотря на сопротивление, их войска были разбиты. Противник потерял 5 тысяч солдат и офицеров. Было захвачено множество пленных, три знамени и более 70 орудий. После сражения при Гнилой Липе отступление австрийцев перешло практически в бегство. Они отступали, бросая обозы и артиллерийские орудия.

Преследуя их, войска 8-й армии обходили с юга Львов, и 3 сентября в 11 часов утра передовые кавалерийские отряды вступили во Львов. В этот же день в город вошли и главные силы 3-й армии. Однако в официальном приказе были отмечены лишь войска генерала Рузского, а о войсках Брусилова не было сказано ни слова. Это не могло не вызвать в его армии недовольства. «История разберет вскоре после войны, как действительно было дело, – писал Брусилов жене, – а теперь главное – победить. Охотно уступаю лавры Рузскому, но обидно за войска армии».

На следующий день 4 сентября войска 34-го корпуса овладели Галичем, сильные форты которого противник оставил без боя. В качестве трофеев русским досталось до 40 орудий. В ночь с 5 на 6 сентября был взят Миколаев. Галич-Львовская операция была завершена. Брусилов был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. К концу года успешные действия его войск принесли ему еще одну награду – орден Св. Георгия 3-й степени.

Во время зимней кампании 1915 года Брусилов руководил 8-й армией в ходе Карпатской операции. В условиях зимней стужи армия Брусилова вела упорные встречные бои с противником. Она обеспечила сохранение блокады стратегически важной крепости Перемышль. Посетив Перемышль, Николай II пожаловал Брусилову звание генерал-адъютанта.

Австрийцы, и особенно венгры, хорошо знакомые с окружающей местностью, сопротивлялись как никогда упорно. Русские войска несли ощутимые потери, которые увеличивались в связи с отсутствием зимнего обмундирования в суровых горных условиях. Брусилов распорядился закупать теплые вещи и посылать их в свои войска. За 10 дней его войска отбросили противника за Карпаты и начали помогать 3-й армии, ликвидируя угрозу ей со стороны Кракова.

В середине лета 1915 года в результате Горлицкого прорыва немецких войск русские армии были вынуждены оставить Галицию. До конца года войска вели позиционные бои, не приносившие ни одной из сторон успеха. Лишь к декабрю сражения на Юго-Западном фронте затихли, а в Ставке стали разрабатывать планы будущей кампании.

Поражение в кампании 1915 года привело к реорганизации во всем управлении армии. Великий князь Николай Николаевич был отстранен от обязанностей верховного главнокомандующего и назначен наместником на Кавказ. Император решил сам возглавить свою армию. Потом началась реорганизация фронтов. Алексей Алексеевич пользовался в армии заслуженным уважением как боевой, опытный и инициативный командующий армии. В войсках его называли «генерал наступления». Поэтому, когда встал вопрос о замене командующего Юго-Западным фронтом, бездеятельного и осторожного генерала Иванова, была предложена кандидатура Брусилова. В марте 1916 года он приступил к новым обязанностям.

В армию поступило пополнение, и теперь в каждой дивизии насчитывалось 18–20 тысяч человек. В достаточном количестве поступали также патроны и снаряды. При встрече с Николаем II Брусилов доложил о том, что войска фронта достаточно хорошо отдохнули и теперь готовы перейти в наступление.

По просьбе союзников русские войска предприняли Нарочскую операцию, не давшую особых военных результатов. Но это наступление вынудило немцев перебросить на восточный фронт дивизии, так необходимые им под Верденом, и временно прекратить наступление на Западном фронте.

На военном совещании в Ставке 14 апреля большая часть командующих объявила о невозможности перехода в наступление из-за недостатка войск и боеприпасов. Лишь Брусилов высказывался за наступление войсками всех фронтов, что, по его мнению, должно было заставить противника распылить свои силы и лишить их свободы маневра. После выступления Брусилова и другие командующие фронтами также сообщили о своей готовности наступать, но объявили при этом, что не ручаются за успех. Поскольку союзники не могли выступить ранее начала июня, Ставка решила отложить наступление до конца мая.

В плане общего наступления главный удар предполагалось нанести Западным фронтом. Но успеха, да еще какого, добился лишь Юго-Западный фронт. Этот успех стал вершиной полководческого таланта Брусилова.

На военном совете штаба фронта Брусилов изложил собравшимся генералам свой замысел: решающий удар наносят войска 8-й армии в направлении на Луцк. В случае неудачи прорыва на участке 8-й армии, Брусилов предложил перенести главный удар на участок 11-й армии либо какой-нибудь иной, куда будут направлены все имеющиеся резервы. В 8-ю армию уже были переданы армейский корпус, кавалерийская дивизия и части тяжелой артиллерии.

Брусилов считал необходимым закончить подготовку наступления к 28 апреля и приказывал командующим армиям представить свои соображения по операции к этому числу. В то же время он предоставлял им полную инициативу действий, но требовал, чтобы они наступали по всему фронту армии. Особая роль отводилась взаимодействию пехоты и артиллерии. Орудия предлагалось разместить в максимальной близости от передовой полосы и подчинить их управление командирам пехотных атак. В первый период атаки легкая артиллерия должна была разрушить проволочные заграждения противника, состоящие из трех полос, или проделать в них проходы. Потом в дело включалась и тяжелая артиллерия, которая разрушала первую и вторую линии обороны прежде всего пулеметные гнезда. После перехода пехоты в атаку тяжелая и мортирная артиллерии наносили огонь по скоплению резервов противника и по третьей линии его обороны, если таковая имеется. Брусилов предвидел и действия артиллерии в случае начала контратак противника: одна часть артиллерии образовывала для пехоты огневую завесу, другая начинала подавление артиллерийских батарей противника.

Командующий фронтом подчеркивал, что между первым и вторым периодами атаки не должно быть большого промежутка, который мог дать противнику время для создания нового рубежа обороны. После артиллерийской подготовки должна была начаться атака пехоты, идущей цепями на расстоянии в 150-200 шагов. Передовая волна, ворвавшись в первую линию обороны противника, должна была не останавливаться, а пытаться захватить вторую линию обороны и закрепиться в ней. Брусилов знал, что основная линия обороны противника – вторая, которая в случае задержки может подвергнуть передовую волну истребительному огню. Поэтому он и придавал такое особое значение овладению именно этой линией. Закрепление же в первой полосе должно быть возложено на резервы. При удаче прорыва дальнейшее преследование возлагалось на кавалерию.

Фронт предстоящей атаки был разбит на особые участки. С самолетов велась аэрофотосъемка. Схемы с нанесенными на них позициями австрийцев отличались достаточной точностью. Их получил весь командный состав фронта вплоть до командиров рот. План и день начала наступления держался в строжайшем секрете.

Незадолго до начала наступления русские войска стали подбираться на ближнюю дистанцию к вражеским позициям. К началу наступления расстояние между противниками не превышало 400 шагов, а в некоторых местах удалось приблизиться на 150-200 шагов.

Наступление фронта началось 4 июня сильнейшей артиллерийской подготовкой. К 10 часам огонь был перенесен вглубь позиций противника. Артиллерийская подготовка продолжалась на протяжении двух суток. Вражеские батареи были подавлены, а в системах укреплений проделаны проходы для наступления пехоты. За первые три дня наступления войска 8-й армии достигли значительных результатов – фронт был прорван на протяжении 70–80 верст и на глубину до 25–30 верст, в плену оказались 900 офицеров и 40 тысяч солдат противника, захвачено 77 орудий и 134 пулемета. Луцк был взят на третий день наступления.

Вскоре Брусилов получил новую директиву от Алексеева, согласно которой войскам Юго-Западного фронта ставилась задача сковать противника на Стрыне демонстративными боями, а главные силы сосредоточить на своем правом фланге с целью разгрома левого крыла австро-венгерских войск. Алексеев даже конкретизировал поставленную задачу: действовать правым флангом к северу от Луцка и, прикрывшись кавалерией с северо-запада, наступать в направлении Луцк – Рава-Русская. Удар Брусилова по-прежнему рассматривался как вспомогательный, и в то же время Западный фронт получал разрешение отложить начало своего наступления.

Это могло привести к самым неблагоприятным последствиям для всего Юго-Западного фронта, ведь из полосы Западного фронта перед войсками Брусилова уже стали появляться германские войска. Брусилов требовал начать наступление на других фронтах и получил в этом заверения. Не дожидаясь начала наступления Западного фронта, он решил продолжать развивать наступление 8-й армии и отдал директиву о продолжении наступления до окончательного разгрома австро-венгерских войск.

Несмотря на личные обращения Брусилова, Ставка санкционировала отсрочку, а затем и совсем отменила наступление Западного фронта с Виленского направления, перенеся его на Барановичи. Брусилову перебросили два корпуса и два тяжелых артиллерийских дивизиона. Кроме наступления на Ковель его войска должны были достигнуть рек Сан и Днестр. Угроза захвата русскими войсками ковельского железнодорожного узла встревожила противника, и он стал принимать меры для отражения удара. Германские войска из Франции перебрасывались на Юго-Западный фронт.

Уже 16 июня противник нанес контрудар на Луцк, но войска 8-й и 11-й армий в течение трех дней отразили все попытки наступления противника. На левом фланге 9-я армия, преодолевая сопротивление противника, форсировала Прут и к утру 18 июня захватила Черновцы. Преследуя противника, уже на следующий день русские войска вышли к реке Серет. Однако дальнейшее наступление было затруднено непрекращающимися дождями и размокшими дорогами. К 23 июня в ходе наступления войска Брусилова взяли в плен более 4 тысяч офицеров и около 200 тысяч солдат, захватили 219 орудий и 674 пулемета.

Постепенно Ставка стала понимать необходимость перенесения главных действий на Юго-Западный фронт. Она отдала директиву о передаче 3-й армии из состава Западного фронта на Юго-Западный фронт. Были переправлены войска с Северного фронта.

В этих условиях Брусилов приказал всем армиям быть готовыми перейти в общее наступление. Главной силой фронта по-прежнему оставалась 8-я армия, нацеленная на Ковель.

4 июля войска Юго-Западного фронта возобновили наступление. Проведя артиллерийскую подготовку, они прорвали фронт и, сломив сопротивление противника, за несколько дней вышли на реку Стоход, но форсировать ее так и не смогли. Понимая, что австро-венгерские войска не удержатся на Стоходе, германское командование перебросило сюда свои дивизии.

Брусилов приказал прекратить наступление на этом направлении, и возобновить здесь наступление лишь после подвоза артиллерии и получения резервов. Лишь 9-я армия успешно двигалась вперед и 8 июля взяла Делетин.

Ставка любой ценой хотела форсировать Стоход и взять Ковель. В район Луцка был переброшен стратегический резерв верховного главнокомандующего – Особая армия, составленная из двух гвардейских корпусов пехоты и гвардейскою кавалерийского корпуса. Особая армия должна была атаковать Ковель с юга, а 3-я – с севера и востока. 8-я армия по-прежнему наступала на Владимир-Волынский, 11-я армия – на Броды, Львов, а 7-я и 9-я – на Галич и Станислав.

28 июля войска Брусилова снова начали наступление, но здесь их уже встретили крупные германские силы. Особая армия сумела продвинуться за три дня лишь на 10 верст, а до Ковеля дойти так и не смогла, застряв в полесских болотах. Войска, действующие на правом фланге, понесли громадные потери, но так и не смогли выполнить поставленных задач. На других направлениях войска Юго-Западного фронта достигли больших результатов. 11-я армия заняла Броды, 7-я – Монастержиску. Под натиском 19-й армии австро-венгерские войска были вынуждены оставить Буковину и Станислав. В конце августа Брусилов предпринял атаку четырьмя армиями фронта, но лишь 7-я и 9-я смогли немного продвинуться вперед. Скоро и они были вынуждены остановиться и перейти к обороне.

В ходе летнего наступления 1916 года войска Юго-Западного фронта захватили в плен 8924 офицера и 408 тысяч солдат противника. В качестве трофеев было взято 581 орудие и 1795 пулеметов. Австро-Венгрия была фактически выведена из войны, и в серьезных операциях ее войска больше не участвовали. Наступление Юго-Западного фронта было первым успешным наступлением, проведенным в условиях позиционной войны. Это одна из немногих наступательных операций, названная в честь своего, командующего – Брусиловский прорыв. За победы в летнем наступлении 1916 года Брусилов был награжден Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами.

С вступлением в войну Румынии Брусилов обратился к Николаю II с предложением: или подчинить румынский фронт Юго-Западному, или создать новый фронт. Император пошел по второму пути и создал новый румынский фронт во главе с генералом В.Н. Сахаровым. Но это не могло поправить дела, и скоро румынская армия была окончательно разбита, территория Румынии оккупирована, а русские войска продолжали перебрасываться на Румынский фронт. Лишь в декабре на новом направлении положение стабилизировалось.

В Ставке уже вырабатывались планы новой кампании. Брусилов считал, что коренной перелом может произойти лишь при совместном наступлении на всех фронтах, что позволило бы связать силы противника. Для этого он предлагал избрать форму летнего наступления Юго-Западного фронта, но теперь особое внимание обратить на ведение боевых действий на Балканах.

В конце декабря в Ставке вновь собралось руководство русской армии для определения задач кампании 1917 года. Идеи Брусилова не встретили поддержки у командующих других фронтов. Николай II, не интересуясь мнениями собравшихся, уехал в Петербург, получив из столицы известие об убийстве Григория Распутина.

Лишь в январе был составлен план кампании 1917 года. Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт в направлении на Львов. Северо-Западный и Западный фронты наносили вспомогательные удары. Общее наступление должно было начаться не позднее 1 мая.

По замыслу Брусилова главный удар наносила 7-я армия, наступая на северо-запад, в направлении на Львов; с востока на Львов наступала 11-я армия. Особая и 3-я армии вновь наступали на Владимир-Волынский и Ковель. 8-я армия выполняла вспомогательные задачи.

Тем временем революционное брожение в стране нарастало. В Петрограде начались волнения рабочих, известие о которых с запозданием дошло до Ставки. Начальник штаба верховного главнокомандующего Алексеев почти ежедневно вызывал Брусилова к прямому проводу, выясняя его настроение. Сам он уже давно поддерживал контакты с председателем Государственной думы Родзянко и стал оказывать ему содействие в устранении о престола Николая II. В целях получения поддержки у российского генералитета Родзянко провел опрос командующих фронтами по создавшемуся в стране положению и предложил передать власть лицу, пользующемуся доверием населения.

Все командующие фронтами поддержали председателя Государственной думы. В Ставку была направлена телеграмма Родзянко с припиской Брусилова: «Считаю себя обязанным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу. Смутное время совершенно необходимо закончить, чтобы не сыграть на руку внешним врагам. Это столь же необходимо и для сохранения армии в полном порядке и боеспособности. Не забудьте, что проигрыш войны повлечет за собой гибель России, а проигрыш неминуем, если не будет водворен быстро полный порядок и усиленная плодотворная работа в государстве».

Брусилов обратился к Николаю II с призывом отречься от престола. Попытка похода на Петроград отряда генерала Иванова – бывшего командующего Юго-Западным фронтом – также успеха не имела.

Потеряв последнюю опору, Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила. Но спасти монархию не удалось. В России была провозглашена республика.

11 марта 1917 года войска Брусилова присягнули на верность Временному правительству. Выступая на митинге, командующий фронтом призвал солдат поддерживать в армии порядок и сохранять боевой дух, чтобы она могла защитить свободную Россию. Выступление Брусилова было восторженно встречено солдатами и собравшейся толпой.

Командующий Юго-Западным фронтом попытался навести порядок в своих войсках и препятствовал ведению в них революционной пропаганды. Но в войсках действующей армии уже давно шел процесс разложения, солдаты требовали окончания войны, заключения мира с немцами и возвращения домой. На всех фронтах, на которых побывал Брусилов, войска отказывались идти в наступление.

И все же наступление началось. Перед его началом было достигнуто трехкратное численное превосходство. По числу артиллерии русские войска имели двукратное превосходство над противником (1114 орудий). Недостатка в боеприпасах войска также не испытывали.

29 июня с рубежей, на которых остановилась русская армия во время знаменитого «Брусиловского прорыва», была проведена артиллерийская подготовка по австро-венгерским позициям. Войска Юго-Западного фронта перешли в наступление. Главный удар наносили 11-я и 7-я армии. Впереди действовала 8-я армия, которую теперь возглавил Л.Г. Корнилов. В ходе наступления были захвачены передовые позиции противника, но дальше солдаты отказались идти, и Брусилов уже не имел возможности повлиять на них.

На помощь австро-венгерским войскам стали прибывать германские части, и утром 19 июля противник перешел в контрнаступление. Без всякого приказа русские полки стали оставлять позиции и уходить с фронта. Массовым явлением стало обсуждение боевых приказов в полковых комитетах. Через неделю немцы взяли Тернополь. Войска 7-й и 8-й армий отступали, увлекая за собой и остальные войска фронта.

На помощь войскам Юго-Западного фронта пришли части Западного фронта. После трехдневной артиллерийской подготовки, уничтожившей почти все укрепления противника, они перешли в наступление, взяли окопы противника и их артиллерийские батареи и вернулись на свои позиции. Больше военные действия не возобновлялись. В ходе июньского наступления русская армия потеряла убитыми, ранеными и пленными 1968 офицеров и более 36 тысяч солдат.

В целях поднятия дисциплины в действующей армии были введены военно-полевые суды и смертная казнь. Сам Брусилов высказался за применение оружия за неисполнение боевых приказов и агитацию в войсках. После провала наступления он запретил солдатам собираться на митинги, а полковым комитетам вмешиваться в оперативные дела.

Но сам Брусилов уже не устраивал ни Керенского, ни большинство офицеров, которым была нужна сильная рука диктатора. Приехав на фронт, Керенский переговорил с генералами, которые требовали принятия самых жестких мер в отношении тех, кто разлагает армию. 19 июля Брусилов получил приказ сдать командование генералу Корнилову и, не дожидаясь его прибытия в штаб, выехать в Петроград.

В столицу Брусилов не поехал, а заявил, что уезжает в Москву, где у него была квартира.

В 1920 году он предложил свои услуги большевикам, которые привлекали к службе в Красной армии бывших генералов и офицеров русской армии. Брусилов был включен в состав особого совещания при главнокомандующем всеми вооруженными силами республики и вскоре стал его председателем. Осенью 1920 года Брусилов был назначен членом Военно-законодательного совещания при Реввоенсовете республики.

В 1923 году он был назначен инспектором кавалерии РККА. В его обязанности входила организация кавалерийских соединений, подготовка командных кадров и руководство Высшей кавалерийской школой. Но долго существовать управлению Брусилова было не суждено. Его расформировали, а самого Брусилова перевели в Реввоенсовет для исполнения особо важных поручений, по сути, уволив в отставку.