Мистика, загадки, сверхъестественные силы – всё такое пугающее, но жутко манящее. Это находится за пределами человеческого сознания, поэтому люди стремятся ухватиться за любой кусочек информации об этом потаённом мире. Кладезь мистических историй — роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
У мистического романа непростая история. Громкое и знакомое всем название «Мастер и Маргарита» было отнюдь не единственным и, к тому же, не первым вариантом. Рождение первых страниц романа датируется 1928-1929 годами, а точка в финальной главе была поставлена лишь спустя 12 лет.
Легендарное произведение пережило несколько редакций. Стоит отметить, что в первой из них не фигурировали главные персонажи конечной версии – Мастер, Маргарита. Волей судьбы она была уничтожена руками автора. Вторая версия романа дала жизнь уже упомянутым героям и подарила Воланду преданных помощников. А в третьей редакции имена этих персонажей вышли на первый план, а именно в название романа.
Сюжетные линии произведения постоянно менялись, Булгаков не переставал вносить корректировки и менять судьбы своих героев вплоть до своей смерти. Роман вышел в свет лишь в 1966 году, за подарок миру этого нашумевшего произведения ответственна последняя жена Булгакова – Елена. Ее черты автор стремился увековечить в образе Маргариты, и, видимо, бесконечная благодарность супруге стала поводом для финальной смены названия, где на первый план вышла именно любовная линия сюжета.
Жанр, направление
Михаил Булгаков считается мистическим писателем, почти каждая его работа несёт в себе загадку. Изюминка этого произведения – наличие романа в романе. История, описанная Булгаковым, – мистический, модернистский роман. А вот входящий в него роман про Понтия Пилата и Иешуа, автором которого является Мастер, не содержит в себе ни капли мистики.
Композиция
Как уже было сказано Многомудрым Литреконом, «Мастер и Маргарита» — роман в романе. Это означает, что сюжет делится на два слоя: история, которую открывает читатель, и произведение героя из этой истории, который вводит новых персонажей, рисует иные пейзажи, времена и основные события.
Так, основная канва повествования – рассказ автора о советской Москве и приезде дьявола, который хочет провести в городе бал. Попутно он обозревает перемены, произошедшие в людях, и позволяет своей свите вдоволь порезвиться, наказывая москвичей за их пороки. Но путь темных сил приводит их знакомству с Маргаритой, являющейся любовницей Мастера – писателя, который создал роман о Понтии Пилате. Это и есть второй слой повествования: Иешуа попадает на суд к прокуратору и получает приговор к смертной казни за смелые проповеди о бренности власти. Эта линия развивается параллельно с тем, что выделывают слуги Воланда в Москве. Оба сюжета сливаются воедино, когда сатана показывает Мастеру его героя — Прокуратора, который все еще ждет прощения от Иешуа. Писатель прекращает его муки и тем самым заканчивает свою историю.
Суть
Роман «Мастер и Маргарита» настолько всеобъемлющий, что не даёт читателю заскучать ни на одной страничке. Огромное количество сюжетных линий, взаимодействий и событий, в которых запросто можно запутаться, поддерживают внимательность читателя на протяжении всего произведения.
Уже на первых страницах романа мы сталкиваемся с наказанием неверующего Берлиоза, вступившего в спор с олицетворением Сатаны. Далее, как по накатанной, пошли разоблачения и исчезновения грешных людей, например директора театра Варьете – Стёпы Лиходеева.
Знакомство с Мастером у читателя состоялось в психбольнице, в которой он содержался с Иваном Бездомным, угодившим туда после гибели своего товарища – Берлиоза. Там Мастер повествует о своём романе про Понтия Пилата и Иешуа. За пределами психбольницы Мастера ищет его возлюбленная – Маргарита. Ради спасения любовника она заключает сделку с дьяволом, а именно становится королевой Великого бала Сатаны. Воланд исполняет своё обещание, и влюблённые воссоединяются. В конце произведения происходит смешение двух романов – Булгакова и Мастера – Воланд встречается с Левием Матвеем, подарившему Мастеру покой. На последних страницах книги все герои уходят, растворяясь в небесном просторе. Вот, о чем рассказывается в книге.
Главные герои и их характеристика
Пожалуй, главными героями являются Воланд, Мастер и Маргарита.
- Предназначение Воланда в этом романе – раскрывать пороки людей и наказывать за их грехи. Разоблачение им простых смертных не знает счёта. Основной мотив Сатаны – каждому воздать по его вере. Действует он, кстати говоря, не один. Королю положена свита – демон Азазелло, черт Коровьев-Фагот, любимый всеми шут кот Бегемот (мелкий бес) и их муза – Гелла (вампир). Свита отвечает за юмористическую составляющую романа: они смеются и издеваются над своими жертвами.
- Мастер – его имя так и остаётся для читателя загадкой. Всё, что нам поведал о нём Булгаков — в прошлом он был историком, работал в музее и, выиграв крупную сумму в лотерею, занялся литературой. Автор намеренно не вводит дополнительную информацию о Мастере, чтобы сделать упор на него как на писателя, автора романа о Понтии Пилате и, конечно же, возлюбленного прекрасной Маргариты. По характеру это рассеянный и впечатлительный человек не от мира сего, совершенно не разбирающийся в быте и нравах окружающих людей. Он очень беспомощен и раним, легко попадается на обман. Но в то же время ему свойственен необычайный ум. Он хорошо образован, знает древние и современные языки, у него впечатляющая эрудиция во многих вопросах. Чтобы написать книгу, он изучил целую библиотеку.
- Маргарита – настоящая муза для своего Мастера. Это замужняя дама, жена состоятельного чиновника, но их брак давно уже стал формальностью. Встретив по-настоящему любимого человека, женщина посвятила ему все свои чувства и помыслы. Она поддерживала его и вселяла в него вдохновение и даже намеревалась бросить постылый дом вместе с мужем и домработницей, променять обеспеченность и довольство на полуголодную жизнь в подвальчике на Арбате. Но Мастер внезапно пропал, и героиня стала искать его. В романе не раз подчёркивается её самоотверженность, готовность пойти на всё ради любви. Большую часть романа она ведёт борьбу за спасение Мастера. По словам, Булгакова, Маргарита – «идеальная жена гения».
Если Вам не хватило описания или характеристики какого-либо героя, напишите об этом в комментариях – добавим.
Темы
Роман «Мастер и Маргарита» удивителен во всех смыслах. В нём есть место философии, любви и даже сатире.
- Основная тема — противостояние добра и зла. Философия борьбы этих крайностей и справедливости просматривается почти на каждой странице романа.
- Нельзя умалять значение любовной тематики, олицетворённой Мастером и Маргаритой. Сила, борьба за чувства, самоотверженность – на их примере можно заявить, что это синонимы слова «любовь».
- На страницах романа также есть место для людских пороков, ярко показываемых Воландом. Это алчность, лицемерие, трусость, невежество, эгоизм и т.д. Он не перестает насмехаться над грешными людьми и устраивать им своего рода покаяния.
Если вам особенно интересна какая-либо тема, которую мы не озвучили, дайте нам знать в комментариях – добавим.
Проблемы
В романе поднимается множество проблем: философский, социальных и даже политических. Мы разберем только основные из них, но если вам кажется, что чего-то не хватает, напишите в комментариях, и это «что-то» появится в статье.
- Основная проблема – трусость. Ее автор назвал главным пороком. Пилату не хватило смелости, чтобы вступиться за невиновного, Мастеру не хватило храбрости для борьбы за свои убеждения, и только Маргарита набралась отваги и выручила любимого мужчину из беды. Наличие трусости, по Булгакову, изменило ход мировой истории. Оно же обрекло жителей СССР на прозябание под гнетом тирании. Многим не нравилось жить в ожидании черного воронка, но страх победил здравый смысл, и народ смирился. Словом, это качество мешает жить, любить и творить.
- Также важна проблематика любви: ее влияние на человека и сущность этого чувства. Булгаков показал, что любовь – это не сказка, в которой всё хорошо, это постоянная борьба, готовность пойти на всё ради любимого. Мастер и Маргарита после своего знакомства перевернули свои жизни с ног на голову. Маргарите пришлось бросить богатство, стабильность и уют ради Мастера, пойти на сделку с дьяволом ради его спасения, и ни разу она не усомнилась в своих поступках. За преодоления тяжёлых испытаний на пути друг к другу герои вознаграждаются вечным покоем.
- Проблема веры также переплетает весь роман, она заключается в посыле Воланда: «Каждому воздастся по его вере». Автор наталкивает читателя на размышления, во что он верит и зачем? Отсюда вытекает всеобъемлющая проблема добра и зла. Наиболее яркое отражение она получила в описанном облике москвичей, таких алчных, жадных и меркантильных, которые получают возмездие за свои пороки от самого Сатаны.
Главная мысль
Основная идея романа заключается в определении читателем понятий добро и зло, вера и любовь, смелость и трусость, порок и добродетель. Булгаков старался показать, что всё совершенно не так, как мы привыкли представлять. У многих людей значения этих ключевых понятий путаются и искажаются из-за влияния развращающей и отупляющей идеологии, из-за сложных жизненных обстоятельств, из-за недостатка ума и опыта. Например, в советском обществе даже донос на членов семьи и друзей считался хорошим поступком, а ведь он вел к смерти, длительному заключению и разрушению жизни человека. Но граждане вроде Магарыча охотно пользовались этой возможностью решить свой «квартирный вопрос». Или, к примеру, конформизм и стремление угодить власти – это позорные качества, но в СССР и даже сейчас многие люди видели и видят в этом выгоду и не стесняются их демонстрировать. Таким образом, автор призывает читателей задуматься об истинном положении вещей, о значении, мотивах и последствиях их же поступков. При строгом анализе выяснится, что мы сами в ответе за те мировые беды и потрясения, которые нам не нравятся, что без кнута и пряника Воланда мы сами не хотим меняться к лучшему.
Смысл книги и «мораль сей басни» заключается и в необходимости расставить приоритеты в жизни: научиться смелости и настоящей любви, восстать против зацикленности на «квартирном вопросе». Если в романе Воланд приехал в Москву, то в жизни надо впустить его в свою голову, чтобы провести дьявольский аудит возможностей, ориентиров и стремлений.
Критика
Булгаков едва ли мог рассчитывать на понимание своими современниками этого романа. Но одно он понимал точно – роман будет жить. «Мастер и Маргарита» до сих пор кружит головы уже не первому поколению читателей, а значит, является объектом постоянной критики.
В.Я. Лакшин, например, обвиняет Булгакова в отсутствии религиозного сознания, но восхваляет его нравственность. П.В. Палиевский отмечает смелость Булгакова, который одним из первых разрушил стереотип уважения дьявола, высмеяв его. Таких мнений много, но они лишь подтверждают заложенную писателем мысль: «Рукописи не горят!».
""Фантастический роман", который создавался Булгаковым в последние двенадцать лет его жизни, признаётся лучшим произведением писателя, в котором он, как бы "итожа то, что прожито", сумел с поразительной глубиной осмыслить и с глубокой художественной убедительностью воплотить своё понимание коренных вопросов бытия: вера и неверие. Бог и Дьявол, человек и его место в мироздании, душа человека и ответственность ее перед Высшим Судиёй, смерть, бессмертие и смысл человеческого существования, любовь, добро и зло, ход истории и место человека в нём. Можно говорить, что Булгаков оставил читателям роман-завещание, который не просто "преподносит сюрпризы", но и постоянно ставит вопросы, ответы на которые каждый из читателей должен отыскать в соотнесении произведения с собственными представлениями о том, что значат лично для него эти "вечные проблемы".
Очень интересна композиция романа "Мастер и Маргарита", который справедливо называют "двойным романом" - ведь "Роман о Понтии Пилате", созданный Мастером, ювелирно "вписан" в собственно роман, становясь неотъемлемой его частью, делая это произведение в жанровом плане уникальным: противопоставленность и единство двух "романов" образуют некий сплав несовместимых внешне приёмов создания повествования, который можно назвать "стилем Булгакова". Здесь особое значение приобретает образ автора, который в каждом из романов занимает значительное место, но проявляет себя по-разному. В "романе Мастера" о Иешуа и Пилате автор специально самоустраняется, его как бы нет в этом почти хроникально точном изложении событий, его "присутствие" выражается в присущем эпосу авторском взгляде на изображаемое, выражение его нравственной позиции как бы "растворяется" в художественной ткани произведения. В собственно же "романе" автор открыто провозглашает своё присутствие ("За мной, мой читатель!"), он подчеркнуто пристрастен в изображении событий и персонажей, но при этом его авторская позиция не может быть понята легко, она особым образом "спрятана" в буффонаде, насмешке, иронии, нарочитой доверчивости и прочих художественных приемах.
Философской основой нравственной позиции писателя являются идеи "доброй воли" и "категорического императива" как обязательных условий существования человеческой личности и разумно устроенного общества, и именно они служат "пробным камнем" для оценки каждого из героев и исторических событий, изображённых в обоих романах, которые роднит общность нравственной ситуации: эпоха Иешуа и эпоха Мастера - это время выбора, который предстоит сделать каждому из героев и обществу в целом. В этом плане очевидно противостояние этих центральных образов.
"Иешуа, по кличке Га-Ноцри " в романе "Мастер и Маргарита" представляет собой человека, изначально несущего в себе добро и свет, и такое его отношение к миру основано на той нравственной силе, которая присуща этому слабому, беззащитному человеку, находящемуся во власти прокуратора Пилата, но стоящему неизмеримо выше всех тех, кто, кажется, властен над ним. Много спорят о том, насколько образ Иешуа близок к евангельскому Христу, но, при их несомненном сходстве, отличает их то, что герои Булгакова изначально не воспринимает сам себя как Мессию, он прежде всего человек по своему поведению и отношению к себе. Однако это происходит только потому, что на самом деле он-то и является той высшей силой, которая определяет все происходящее - и именно он "вершит судьбы" героев, именно с ним особым образом спорит Воланд, по-своему восстанавливая попранную в мире "Массолитов" справедливость, в конечном итоге, именно к нему обращены все помыслы героев романа, осознают или нет они это. Можно сказать, что образ Иешуа в романе "Мастер и Маргарита" - это духовный центр произведения, это то нравственное начало, которое обеспечивает возможность существования мира.
Образ Мастера в романе "Мастер и Маргарита" - это трагический образ человека, которому свыше был вручён "дар Слова", который сумел прочувствовать это, выполнить возложенную на него миссию - но потом оказался не в силах удержаться на той нравственной высоте, на которую он был поднят своим творчеством. В отличие от Иешуа, носителя и воплощения "доброй воли", Мастер лишь на время проникается идеей служения добру как основой жизни, но реальное столкновение с этой самой "жизнью" (донос Алоизия Магарыча, клиника профессора Стравинского) заставляет его предать самого себя, то лучшее, что в нём было, отречься не только от своего романа, но, по сути, от всего того, что было связано с идеей преобразования жизни. По-человечески можно понять человека, которого "хорошо отделали" (по выражению Воланда) и который признаётся в своем поражении: "Я возненавидел этот роман и я боюсь.. Я теперь никто.. Ничего больше не хочу в жизни... У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновений" Однако каждому из людей в жизни определен свои путь, Божий Промысел определяет место каждого из нас в этом мире, и поэтому Мастер, отрекшийся от своего романа (и значит, от себя самого), оказывается, "не заслужил света, он заслужил покой", который, наверное, может излечить его измученную душу для того, чтобы... но куда тогда он сможет деться от воспоминаний о своей капитуляции перед миром обыденности и бездуховности?..
Носителем высшей справедливости в романе Булгакова "Мастер и Маргарита" выступает Воланд , сатана, прибывший со своей свитой в Москву для того, чтобы "повидать москвичей", чтобы понять, насколько "новый строй" изменил людей, которые, как ему это отлично известно, не склоны к тому, чтобы становиться лучше. И действительно, "сеанс", на котором москвичи полностью "разоблачаются" (и не только в прямом смысле слова), Степа Лиходеев и прочие, сатирически изображенные образы, вроде бы убеждают его, что "эти горожане" "внутренне" не изменились, поэтому у него есть все основания для того, чтобы сделать свой малооптимистический вывод: "... люди как люди, ... обыкновенные люди...". Однако история Мастера и Маргариты показывает сатане, что и в этом мире "обыкновенных" людей есть нечто, восходящее совсем к иным нравственным категориям - есть самоотверженная, преданная любовь, когда "Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого любит".
Самоотверженность Маргариты , готовой ради спасения любимого человека переступить грань, отделяющую Добро от Зла, очевидна, но здесь Булгаков показывает нам не просто любовь, а любовь, противостоящую общепринятым нормам, возвышающую людей, которые вроде бы эти нормы нарушают. Ведь отношения Маргариты с Мастером - это нарушение ею супружеской верности, она ведь замужем, и муж ее замечательно относится к ней. Но этот "брак без любви", превратившийся в мучение, оказывается несостоятельным тогда, когда героиня оказывается во власти настоящего чувства, отметающего все, что мешает людям быть счастливыми.
Вероятно, готовность Маргариты любой ценой спасти любимого вызвана ещё и тем, что она испытывает чувство вины за то, что слишком долго медлила с уходом от мужа, наказанием за что и стала утрата Мастера. Но, согласившись стать королевой бала Сатаны, пройдя через все, что было ей уготовано, в самый последний момент героиня оказывается не в состоянии сделать то, ради чего она пошла на такие испытания, - она просит Воланда не о том, чтобы ей вернули любимого, а о несчастной Фриде, которой пообещала помощь... Вероятно, здесь можно говорить о полном торжестве "доброй воли", и именно этим своим поступком Маргарита доказывает, что она, несмотря ни на что, человек по-настоящему нравственный, ведь слова "заветные и приготовленные в душе", она так и не смогла произнести... И как бы она сама себя не убеждала, что она "легкомысленный человек", прав все-таки Воланд: она "высокоморальный человек". Просто не ее вина в том, что она живёт в том мире, где подлинные нравственные ценности для большинства людей недоступны.
Большое значение в романе "Мастер и Маргарита" имеет образ поэта Ивана Бездомного, ставшего впоследствии профессором Иваном Николаевичем Поныревым. Этот человек, одаренный поэт ("изобразительная... сила... таланта"), после встречи с Мастером понимает свою нравственную неготовность быть служителем Слова, он является как бы учеником Мастера, который сознательно отходит от избранного пути, повторяя тем самым судьбу своего учителя.
Сатирический "пласт" анализируемого романа Булгакова очень убедителен, здесь писатель использует широкую палитру изобразительных средств - от юмора до фарса и гротеска, он рисует общество людей, занятых своими мелкими делишками, устраивающихся в жизни любой ценой, от лести до доносов и предательства. На фоне подлинно нравственных отношений главных героев такая "жизнь" не может не вызывать осуждения, но писатель скорее жалеет большинство своих героев, нежели осуждает их, хотя, разумеется, такие образы, как Берлиоз и критик Латунский, выписаны весьма однозначно.
Вернемся к образу Воланда . Его "деятельность" в Москве стала особой формой восстановления справедливости - во всяком случае, он покарал тех, кого нельзя было не покарать, и помог тем, кто вправе был рассчитывать на помощь высших сил. Булгаков показывает, что Воланд выполняет волю Иешуа, являясь как бы его посланником в этом мире. Конечно, с точки зрения христианской этики такое недопустимо. Бог и Сатана - это антиподы, но как быть, если в этом мире все настолько перепуталось, что трудно понять, каким образом можно заставить людей вспомнить о том, что они-то все-таки создания Божьи?.. В этой связи трагическим представляется роль в романе Понтия Пилата , предназначением которого было осуждение на смерть Иешуа, который пытался его спасти и потом мучился содеянным - ведь по сути прокуратор Иудеи играет на земле ту же роль, которая в мироздании (по мысли Булгакова) отведена Воланду: быть судьёй. Пилат внутренне ощущает невозможность послать на смерть "бродячего философа", но делает это. Воланд, похоже, не испытывает внутренних переживаний и колебаний, но почему же он тогда так эмоционально реагирует на просьбу Маргариты?..
Явная противоречивость образа Воланда, странное родство его с Иешуа и Пилатом делают этот образ во многом трагическим: его кажущееся всемогущество на самом деле не может ничего изменить в этом мире, потому что не в его силах приблизить наступление "царства истины" - не от него это зависит... "Вечно хотеть зла" - и "вечно совершать благо" - вот удел Воланда, потому что этот путь определен ему Тем, кто "подвесил нить жизни"...
Роман "Мастер и Маргарита", анализ которого мы провели, принадлежит к тем произведениям в истории человечества, которые стали неотъемлемой частью его духовной жизни. "Вечные проблемы" и сиюминутные "истины", исчезающие вместе с закатом солнца, высокий пафос и трагизм и явная сатира и гротеск, любовь и предательство, вера и ее утрата, Добро и Зло как состояние души человека, - вот о чём этот роман. Каждое обращение к нему - это новое приобщение к миру непреходящих нравственных ценностей и подлинной культуры.
Анализ романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита"
I.
"Как Отец знает Меня, так и я знаю Отца" (Ин. 10,15), – свидетельствовал Спаситель перед Своими учениками. "...Я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...", – утверждает бродячий философ Иешуа Га-Ноцри на допросе у пятого прокуратора Иудеи всадника Понтийского Пилата .
Уже первые критики, откликнувшиеся на журнальную публикацию романа Булгакова "Мастер и Маргарита", заметили, не могли не заметить реплику Иешуа по поводу записей его ученика Левия Матвея: "Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. /.../ Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты Бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал" . Устами своего героя автор отверг истинность Евангелия.
И без реплики этой – различия между Писанием и романом столь значительны, что нам помимо воли нашей навязывается выбор, ибо нельзя совместить в сознании и душе оба текста. Должно признать, что наваждение правдоподобия, иллюзия достоверности – необычайно сильны у Булгакова. Бесспорно: роман "Мастер и Маргарита" - истинный литературный шедевр. И всегда так бывает: выдающиеся художественные достоинства произведения становятся сильнейшим аргументом в пользу того, что пытается внушить художник...
Сосредоточимся на главном: перед нами иной образ Спасителя. Знаменательно, что персонаж этот несет у Булгакова и иное звучание своего имени: Иешуа. Но это именно Иисус Христос. Недаром Воланд, предваряя повествование о Пилате, уверяет Берлиоза и Иванушку Бездомного: "Имейте в виду, что Иисус существовал" . Да, Иешуа – это Христос, представленный в романе как единственно истинный, в противоположность евангельскому, измышленному якобы, порожденному нелепостью слухов и бестолковостью ученика. Миф об Иешуа творится на глазах у читателя. Так, начальник тайной стражи Афраний сообщает Пилату сущий вымысел о поведении бродячего философа во время казни: Иешуа – вовсе не говорил приписываемых ему слов о трусости, не отказывался от питья. Доверие к записям ученика подорвано изначально самим учителем. Если не может быть веры свидетельствам явных очевидцев – что говорить тогда о позднейших Писаниях? Да и откуда взяться правде, если ученик был всего один (остальные, стало быть, самозванцы?), да и того лишь с большой натяжкой можно отождествить с евангелистом Матфеем. Следовательно, все последующие свидетельства – вымысел чистейшей воды. Так, расставляя вехи на логическом пути, ведет нашу мысль М. Булгаков. Но Иешуа не только именем и событиями жизни отличается от Иисуса – он сущностно иной, иной на всех уровнях: сакральном, богословском, философском, психологическом, физическом. Он робок и слаб, простодушен, непрактичен, наивен до глупости. Он настолько неверное представление о жизни имеет, что не способен в любопытствующем Иуде из Кириафа распознать заурядного провокатора-стукача. По простоте душевной Иешуа и сам становится добровольным доносчиком на верного ученика Левия Матвея, сваливая на него все недоразумения с толкованием собственных слов и дел. Тут уж, поистине: простота хуже воровства. Лишь равнодушие Пилата, глубокое и презрительное, спасает, по сути, Левия от возможного преследования. Да и мудрец ли он, этот Иешуа, готовый в любой момент вести беседу с кем угодно и о чем угодно?
Его принцип: "правду говорить легко и приятно" . Никакие практические соображения не остановят его на том пути, к которому он считает себя призванным. Он не остережется, даже когда его правда становится угрозой для его же жизни. Но мы впали бы в заблуждение, когда отказали бы Иешуа на этом основании хоть в какой-то мудрости. Он достигает подлинной духовной высоты, возвещая свою правду вопреки так называемому "здравому смыслу": он проповедует как бы поверх всех конкретных обстоятельств, поверх времени – для вечности. Иешуа высок, но высок по человеческим меркам. Он – человек. В нем нет ничего от Сына Божия. Божественность Иешуа навязывается нам соотнесенностью, несмотря ни на что, его образа с Личностью Христа.Но можно лишь условно признать, что перед нами не Богочеловек, а человекобог. Вот то главное новое, что вносит Булгаков, по сравнению с Новым Заветом, в свое "благовествование" о Христе.
Опять-таки: и в этом не было бы ничего оригинального, если бы автор оставался на позитивистском уровне Ренана, Гегеля или Толстого от начала до конца. Но нет, недаром же именовал себя Булгаков "мистическим писателем", роман его перенасыщен тяжелой мистической энергией, и лишь Иешуа не знает ничего иного, кроме одинокого земного пути, – и на исходе его ждет мучительная смерть, но отнюдь не Воскресение.
Сын Божий явил нам высший образец смирения, истинно смиряя Свою Божественную силу. Он, Который одним взглядом мог бы уничтожить всех утеснителей и палачей, принял от них поругание и смерть по доброй воле и во исполнение воли Отца Своего Небесного. Иешуа явно положился на волю случая и не заглядывает далеко вперед. Отца он не знает и смирения в себе не несет, ибо нечего ему смирять. Он слаб, он находится в полной зависимости от последнего римского солдата, не способен, если бы захотел, противиться внешней силе. Иешуа жертвенно несет свою правду, но жертва его не более чем романтический порыв плохо представляющего свое будущее человека.
Христос знал, что Его ждет. Иешуа такого знания лишен, он простодушно просит Пилата: "А ты бы меня отпустил, игемон..." – и верит, что это возможно. Пилат и впрямь готов был бы отпустить нищего проповедника, и лишь примитивная провокация Иуды из Кириафа решает исход дела к невыгоде Иешуа. Поэтому, по Истине, у Иешуа нет не только волевого смирения, но и подвига жертвенности.
У него нет и трезвой мудрости Христа. По свидетельству евангелистов, Сын Божий был немногословен перед лицом Своих судей. Иешуа, напротив, чересчур говорлив. В необоримой наивности своей он готов каждого наградить званием доброго человека и договаривается под конец до абсурда, утверждая, что центуриона Марка изуродовали именно "добрые люди". В подобных идеях нет ничего общего с истинной мудростью Христа, простившего Своим палачам их преступление.
Иешуа же не может никому и ничего прощать, ибо простить можно лишь вину, грех, а он не ведает о грехе. Он вообще как бы находится по другую сторону добра и зла. Тут можно и должно сделать важный вывод: Иешуа Га-Ноцри, пусть и человек, не предназначен судьбой к совершению искупительной жертвы, не способен на нее. Это – центральная идея булгаковского повествования о бродячем правдовозвестителе, и это отрицание того важнейшего, что несет в себе Новый Завет.
Но и как проповедник Иешуа безнадежно слаб, ибо не в состоянии дать людям главного – веры, которая может послужить им опорой в жизни. Что говорить о других, если не выдерживает первого же испытания даже верный ученик, в отчаянии посылающий проклятия Богу при виде казни Иешуа.
Да и уже отбросивший человеческую природу, спустя без малого две тысячи лет после событий в Ершалаиме, Иешуа, ставший наконец Иисусом, не может одолеть в споре все того же Понтия Пилата, и бесконечный диалог их теряется где-то в глубине необозримого грядущего – на пути, сотканном из лунного света. Или здесь христианство вообще являет свою несостоятельность? Иешуа слаб, потому что не ведает он Истины. То центральный момент всей сцены между Иешуа и Пилатом в романе – диалог об Истине.
Что такое Истина? – скептически вопрошает Пилат.
Христос здесь безмолвствовал. Все уже было сказано, все возвещено. Иешуа же многословен необычайно: - Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе даже трудно глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет .
Христос безмолвствовал – и в том должно видеть глубокий смысл. Но уж коли заговорил – мы ждем ответа на величайший вопрос, какой только может задать человек Богу; ибо ответ должен звучать для вечности, и не один лишь прокуратор Иудеи будет внимать ему. Но все сводится к заурядному сеансу психотерапии. Мудрец-проповедник на поверку оказался средней руки экстрасенсом (выразимся по-современному). И нет никакой скрытой глубины за теми словами, никакого потаенного смысла. Истина оказалась сведенной к тому незамысловатому факту, что у кого-то в данный момент болит голова. Нет, это не принижение Истины до уровня обыденного сознания. Все гораздо серьезнее. Истина, по сути, отрицается тут вовсе, она объявляется лишь отражением быстротекущего времени, неуловимых изменений реальности. Иешуа все-таки философ. Слово Спасителя всегда собирало умы в единстве Истины. Слово Иешуа побуждает к отказу от такого единства, к дроблению сознания, к растворению Истины в хаосе мелких недоразумений, подобных головной боли. Он все-таки философ, Иешуа. Но его философия, внешне противостоящая как будто суетности житейской мудрости, погружена в стихию "мудрости мира сего".
"Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их. И еще: Господь знает умствования мудрецов, что они суетны" (1 Кор. 3, 19-20). Поэтому-то нищий философ сводит под конец все мудрствования не к прозрениям тайны бытия, а к сомнительным идеям земного обустройства людей.
"В числе прочего я говорил, – рассказывает арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообше не будет надобна никакая власть" . Царство истины? "Но что есть истина?" – только и можно спросить вслед за Пилатом, наслушавшись подобных речей. "Что есть истина? – Головная боль?" Ничего оригинального в такой интерпретации учения Христа нет. Еше Белинский в пресловутом письме к Гоголю утверждал о Христе: "Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения" . Идея, на что и сам Белинский указал, восходит к материализму Просвещения, то есть к той самой эпохе, когда "мудрость мира сего" была обожествлена и возведена в абсолют. Стоило ли огород городить, чтобы возвращаться все к тому же?
Можно угадать при этом возражения поклонников романа: главной целью автора было художественное истолкование характера Пилата как психологического и социального типа, эстетическое его исследование. Несомненно, Пилат привлекает романиста в той давней истории. Пилат вообще одна из центральных фигур романа. Он крупнее, значительнее как личность, нежели Иешуа. Образ его отличается большей цельностью и художественной завершенностью. Все так. Но зачем ради того было кощунственно перекореживать Евангелие? Был же ведь тут какой-то смысл...
Но то большинством нашей читающей публики и вовсе как несущественное воспринимается. Литературные достоинства романа как бы искупают любое кощунство, делают его даже незаметным – тем более что публика настроена обычно если и не строго атеистически, то в духе религиозного либерализма, при котором за всякой точкой зрения на что угодно признается законное право существовать и числиться по разряду истины. Иешуа же, возводивший в ранг Истины головную боль пятого прокуратора Иудеи, давал тем самым своего рода идеологическое обоснование возможности сколь угодно многого числа идей-истин подобного уровня. Кроме того, булгаковский Иешуа предоставляет всякому, кто лишь пожелает, щекочущую возможность отчасти свысока взглянуть на Того, перед Кем Церковь склоняется как перед Сыном Божиим. Легкость вольного обращения с Самим Спасителем, которую обеспечивает роман "Мастер и Маргарита" (утонченное духовное извращение эстетически пресыщенных снобов), согласимся, тоже чего-то стоит! Для релятивистски настроенного сознания тут и кощунства никакого нет.
Впечатление достоверности рассказа о событиях двухтысячелетней давности обеспечивается в романе Булгакова правдивостью критического освещения современной действительности, при всей гротескности авторских приемов. Разоблачительный пафос романа признается как несомненная нравственно-художественная ценность его. Но тут нужно заметить, что (как ни покажется то обидным и даже оскорбительным для позднейших исследователей Булгакова) сама тема эта, можно сказать, открыта и закрыта одновременно уже первыми критическими отзывами на роман, и прежде всего обстоятельными статьями В.Лакшина (Роман М.Булгакова "Мастер и Маргарита" // Новый мир. 1968. №6) и И.Виноградова (Завещание мастера // Вопросы литературы. 1968. №6). Что-либо новое сказать вряд ли удастся: Булгаков в своем романе дал убийственную критику мира недолжного существования, разоблачил, высмеял, испепелил огнем язвительного негодования до nec plus ultra (крайних пределов. – ред.) суетность и ничтожество нового советского культурного мещанства.
Оппозиционный по отношению к официальной культуре дух романа, а также трагическая судьба его автора, как и трагическая первоначальная судьба самого произведения, помогли вознесению созданного пером М.Булгакова на труднодосягаемую для любого критического суждения высоту. Все курьезно осложнилось и тем, что для значительной части наших полуобразованных читателей роман "Мастер и Маргарита" долгое время оставался едва ли не единственным источником, откуда можно было черпать сведения об евангельских событиях. Достоверность булгаковского повествования проверялась им же самим – ситуация печальная. Посягновение на святость Христа само превратилось в своего рода интеллигентскую святыню. Понять феномен шедевра Булгакова помогает мысль архиепископа Иоанна (Шаховского): "Одна из уловок духовного зла - это смешать понятия, запутать в один клубок нити разных духовных крепостей и тем создать впечатление духовной органичности того, что не органично и даже антиорганично по отношению к человеческому духу" . Правда обличения социального зла и правда собственного страдания создали защитную броню для кощунственной неправды романа "Мастер и Маргарита". Для неправды, объявившей себя единственной Истиной. "Там все неправда", – как бы говорит автор, разумея Священное Писание. "Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время". Правда же открывает себя вдохновенными прозрениями Мастера, о чем свидетельствует с несомненностью, претендующей на безусловное доверие наше, – Сатана. (Скажут: это же условность. Возразим: всякая условность имеет свои пределы, за которыми она безусловно отражает определенную идею, весьма определенную).
Роман Булгакова посвящен вовсе не Иешуа, и даже не в первую очередь самому Мастеру с его Маргаритой, но – Сатане. Воланд есть несомненный главный герой произведения, его образ – своего рода энергетический узел всей сложной композиционной структуры романа. Главенство Воланда утверждается изначально эпиграфом к первой части: "Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо".
Сатана действует в мире лишь постольку, поскольку ему дозволяется то попущением Всевышнего. Но все, совершающееся по воле Создателя, не может быть злом, направлено ко благу Его творения, есть, какой мерой то ни меряй, выражение высшей справедливости Господней. "Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его" (Пс.144, 9). В этом смысл и содержание христианской веры. Поэтому зло, исходящее от дьявола, преобразуется во благо для человека, благодаря именно Божьему попущению. Господнему произволению. Но по природе своей, по дьявольскому изначальному намерению оно продолжает оставаться злом. Бог обращает его во благо – не Сатана. Поэтому, утверждая: "Я творю добро", – служитель ада лжет. Бес лжет, но то в природе его, на то он и бес. Человеку же дана способность распознать бесовскую ложь. Но сатанинская претензия на исходящее от Бога – воспринимается автором "Мастера и Маргариты" как безусловная истина, и на основании веры в дьявольский обман Булгаков и выстраивает всю нравственно-философскую и эстетическую систему своего творения.
Идея Воланда уравнивается в философии романа с идеей Христа. "Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом, – поучает свысока дух тьмы глуповатого евангелиста, – что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп" . Не высказывая прямо, Булгаков подталкивает читателя к догадке, что Воланд и Иешуа суть две равновеликие сущности, правящие миром. В системе же художественных образов романа Воланд и вовсе превосходит Иешуа – что для всякого литературного произведения весьма существенно.
Но одновременно читателя подстерегает в романе и страннейший парадокс: несмотря на все разговоры о зле, Сатана действует скорее вопреки собственной природе. Воланд здесь – безусловный гарант справедливости, творец добра, праведный судия для людей, чем и привлекает к себе горячее сочувствие читателя. Воланд – самый обаятельный персонаж романа, гораздо более симпатичный, нежели малохольный Иешуа. Он активно вмешивается во все события и всегда действует во благо – от наставительных увещеваний вороватой Аннушке до спасения из небытия рукописи Мастера. Не от Бога – от Воланда изливается на мир справедливость. Недееспособный Иешуа ничего не может дать людям, кроме абстрактных, духовно расслабляющих рассуждений о не вполне вразумительном добре да кроме туманных обещаний грядущего царства истины. Воланд твердой волей направляет деяния людей, руководствуясь понятиями вполне конкретной справедливости и одновременно испытывая к людям неподдельную симпатию, даже сочувствие.
И вот важно: даже прямой посланник Христа, Левий Матвей, "моляще обращается" к Воланду. Сознание своей правоты позволяет Сатане с долей высокомерия отнестись к неудавшемуся ученику-евангелисту, как бы незаслуженно присвоившему себе право быть рядом с Христом. Воланд настойчиво подчеркивает с самого начала: именно он находился рядом с Иисусом в момент важнейших событий, "неправедно" отраженных в Евангелии. Но зачем так настойчиво навязывает он свои свидетельские показания? И не он ли направлял вдохновенное прозрение Мастера, пусть и не подозревавшего о том? И он же спас рукопись, преданную огню. "Рукописи не горят" – эта дьявольская ложь привела когда-то в восторг почитателей булгаковского романа (ведь так хотелось в это верить!). Горят. Но что спасло эту? Для чего Сатана воссоздал из небытия сожженную рукопись? Зачем вообще включена в роман искаженная история Спасителя?
Давно уже сказано, что дьяволу особенно желательно, чтобы все думали, будто его нет. Вот то-то и утверждается в романе. То есть не вообще его нет, а не выступает он в роли соблазнителя, сеятеля зла. Поборником же справедливости – кому не лестно предстать в людском мнении? Дьявольская ложь становится стократ опаснее.
Рассуждая об этой особенности Воланда, критик И.Виноградов сделал необычно важный вывод относительно "странного" поведения Сатаны: он не вводит никого в соблазн, не насаждает зла, не утверждает активно неправду (что как будто должно быть свойственно дьяволу), ибо в том нет никакой нужды. По булгаковской концепции, зло и без бесовских усилий действует в мире, оно имманентно миру, отчего Воланду остается лишь наблюдать естественный ход вещей. Трудно сказать, ориентировался ли критик (вслед за писателем) сознательно на религиозную догматику, но объективно (хотя и смутно) он выявил важное: булгаковское понимание мира в лучшем случае основано на католическом учении о несовершенстве первозданной природы человека, требующей активного внешнего воздействия для ее исправления. Таким внешним воздействием, собственно, и занимается Воланд, карая провинившихся грешников. Внесение же соблазна в мир от него не требуется вовсе: мир и без того соблазнен изначально. Или же несовершенен изначально? Кем соблазнен, если не Сатаной? Кто совершил ошибку, сотворив мир несовершенным? Или не ошибка то была, а сознательный изначальный расчет? Роман Булгакова открыто провоцирует эти вопросы, хотя и не дает на них ответа. Додумываться должен читатель – самостоятельно.
В.Лакшин обратил внимание на иную сторону той же проблемы: "В прекрасной и человеческой правде Иешуа не нашлось места для наказания зла, для идеи возмездия. Булгакову трудно с этим примириться, и оттого ему так нужен Воланд, изъятый из привычной ему стихии разрушения и зла и как бы получивший взамен от сил добра в свои руки меч карающий" . Критики заметили сразу: Иешуа воспринял от своего евангельского Прототипа лишь слово, но не дело. Дело – прерогатива Воланда. Но тогда... сделаем вывод самостоятельно... Иешуа и Воланд – не что иное, как две своеобразные ипостаси Христа? Да, в романе "Мастер и Маргарита" Воланд и Иешуа – это персонификация булгаковского осмысления двух сущностных начал, определивших земной путь Христа. Что это – своеобразная тень манихейства?
Но как бы там ни было, парадокс системы художественных образов романа выразился в том, что именно Воланд-Сатана воплотил в себе хоть какую-то религиозную идею бытия, тогда как Иешуа – и в том сошлись все критики и исследователи – есть характер исключительно социальный, отчасти философский, но не более. Можно лишь повторить вслед за Лакшиным: "Мы видим здесь человеческую драму и драму идей. /.../ В необыкновенном и легендарном открывается по-человечески понятное, реальное и доступное, но оттого не менее существенное: не вера, но правда и красота" .
Разумеется, в конце 60-х годов весьма соблазнительно было: как бы отвлеченно рассуждая о евангельских событиях, касаться больных и острых вопросов своего времени, вести рискованный, щекочущий нервы спор о насущном. Булгаковский Пилат давал богатый материал для грозных филиппик по поводу трусости, приспособленчества, потворствования злу и неправде – то звучит злободневно и до сих пор. (К слову: не посмеялся ли Булгаков лукаво над будущими своими критиками: ведь Иешуа вовсе не произносил тех слов, обличающих трусость, – они примыслены ничего не понявшими в его учении Афранием и Левием Матвеем). Понятен пафос критика, взыскующего возмездия. Но злоба дня остается лишь злобой. "Мудрость мира сего" не способна оказалась подняться до уровня Христа. Его слово понимается на уровне ином, на уровне веры.
Однако "не вера, но правда" привлекает критиков в истории Иешуа. Знаменательно само противопоставление двух важнейших духовных начал, на религиозном уровне не различаемых. Но на низших-то уровнях смысла "евангельских" глав романа невозможно осознать, произведение остается непонятым.
Разумеется, критиков и исследователей, стоящих на позициях позитивистски-прагматических то и не должно смущать. Религиозного уровня для них и нет вовсе. Показательно рассуждение И.Виноградова: для него "булгаковский Иешуа – это на редкость точное прочтение этой легенды (т.е. "легенды" о Христе. – М.Д.), ее смысла – прочтение, в чем-то гораздо глубже и вернее, чем евангельское ее изложение" .
Да, с позиции обыденного сознания, по человеческим меркам – неведение сообщает поведению Иешуа пафос героического бесстрашия, романтического порыва к "правде", презрения к опасности. "Знание" же Христом Своей судьбы как бы (по мысли критика) обесценивает Его подвиг (какой-де тут подвиг, если хочешь – не хочешь, а чему суждено, то и сбудется). Но высокий религиозный смысл совершившегося ускользает таким образом от нашего понимания. Непостижимая тайна Божественного самопожертвования - наивысший пример смирения, приятие земной смерти не ради отвлеченной правды, но во спасение человечества – конечно, для атеистического сознания то суть лишь пустые "религиозные фикции" , но надо же признать хотя бы, что даже как чистая идея эти ценности гораздо важнее и значительнее, нежели любой романтический порыв.
Легко просматривается истинная цель Воланда: десакрализация земного пути Бога Сына – что и удается ему, судя по первым же отзывам критиков, вполне. Но не просто заурядный обман критиков и читателей замыслил Сатана, создавая роман об Иешуа – а ведь именно Воланд, отнюдь не Мастер, является истинным автором литературного опуса об Иешуа и Пилате. Напрасно Мастер самоупоенно изумляется, как точно "угадал" он давние события. Подобные книги "не угадываются" – они вдохновляются извне. И если Священное Писание – Боговдохновенно, то источник вдохновения романа об Иешуа также просматривается без труда. Впрочем, основная часть повествования и без всякого камуфляжа принадлежит именно Воланду, текст Мастера становится лишь продолжением сатанинского измышления. Повествование Сатаны включается Булгаковым в сложную мистическую систему всего романа "Мастер и Маргарита". Собственно, название это затемняет подлинный смысл произведения. Каждый из этих двух выполняет особую роль в том действе, ради которого Воланд прибывает в Москву. Если взглянуть непредвзято, то содержание романа, легко увидеть, составляет не история Мастера, не литературные его злоключения, даже не взаимоотношения с Маргаритой (все то вторично), но история одного из визитов Сатаны на землю: с началом оного начинается и роман, концом его же и завершается. Мастер представляется читателю лишь в 13 главе, Маргарита и того позднее по мере возникновения потребности в них у Воланда. С какой же целью посещает Воланд Москву? Чтобы дать здесь свой очередной "великий бал". Но не просто же потанцевать замыслил Сатана.
Н. К. Гаврюшин, исследовавший "литургические мотивы" романа Булгакова, доказательно обосновал важнейший вывод: "великий бал" и вся подготовка к нему составляют не что иное, как сатанинскую антилитургию, "черную мессу".
Под пронзительный крик "Аллилуйя!" беснуются на том балу присные Воланда. Все события "Мастера и Маргариты" стянуты к этому смысловому центру произведения. Уже в начальной сцене – на Патриарших прудах – начинается подготовка к "балу", своего рода "черная проскомидия". Гибель Берлиоза оказывается вовсе не нелепо случайной, но включенной в магический круг сатанинской мистерии: отрезанная голова его, украденная затем из гроба, превращается в потир, из которого в завершение бала "причащаются" преобразившийся Воланд и Маргарита (вот одно из проявлений антилитургии – пресуществление крови в вино, таинство навыворот). Бескровная жертва Божественной Литургии подменяется здесь жертвой кровавой (убийство барона Майгеля).
На Литургии в храме читается Евангелие. Для "черной мессы" надобен иной текст. Роман, созданный Мастером, становится не чем иным, как "евангелием от Сатаны", искусно включенным в композиционную структуру произведения об анти-литургии. Вот для чего была спасена рукопись Мастера. Вот зачем оболган и искажен образ Спасителя. Мастер исполнил предназначенное ему Сатаной.
Иная роль у Маргариты, возлюбленной Мастера: в силу неких особых присущих ей магических свойств она становится источником той энергии, которая оказывается необходимой всему бесовскому миру в определенный момент его бытия, – ради чего и затевается тот "бал". Если смысл Божественной Литургии – в евхаристическом единении со Христом, в укреплении духовных сил человека, то анти-литургия дает прибыток сил обитателям преисподней. Не только неисчислимое сборище грешников, но и сам Воланд-Сатана как бы обретает здесь новое могущество, символом чего становится изменение его внешнего облика в момент "причащения", а затем и полное "преображение" Сатаны и его свиты в ночь, "когда сводятся все счеты".
Перед читателем, таким образом, совершается некое мистическое действо: завершение одного и начало нового цикла в развитии запредельных основ мироздания, о которых человеку можно дать лишь намек – не более того.
Таким "намеком" становится роман Булгакова. Источников для такого "намека" выявлено уже множество: здесь и масонские учения, и теософия, и гностицизм, и иудаистические мотивы... Мировоззрение автора "Мастера и Маргариты" оказалось весьма эклектичным. Но главное – антихристианская направленность его – вне сомнения. Недаром так заботливо маскировал Булгаков истинное содержание, глубинный смысл своего романа, развлекая внимание читателя побочными частностями. Темная мистика произведения помимо воли и сознания проникает в душу человека – и кто возьмется исчислить возможные разрушения, которые могут быть в ней тем произведены?
М. М. Дунаев
ПРИМЕЧАНИЯ
1) Михаил Булгаков. Романы. /1., 1978. С. 438.
2) Там же. С. 439.
3) там же. С.435.
4) Там же. С. 446.
5) Там же. С. 448.
6) Там же. С. 441.
7) Там же. С. 447.
8) В.Г.Белинский. Собрание сочинений: В 3 т. Т.З. М., 1948. С. 709.
9) Московский церковный вестник. 1991. № 1. С. 14.
10) Булгаков. Цит. соч. С. 776.
11) В. Лакшин. Пути журнальные. М. 1990. С. 242.
12) Там же. С. 223. 13) Вопросы литературы. 1968. № 6. С. 68.
14) Там же.
15) Н.К.Гаврюшин. Литостротон, или Мастер без Маргариты // Символ. 1990. № 23.
"Мастер и Маргарита" - фантасмагорический роман советского писателя Михаила Булгакова, занимающий неоднозначную позицию в отечественной литературе. "Мастер и Маргарита" - книга, написанная оригинальным языком, здесь переплелись судьбы простых людей, мистические силы, острая сатира и неподдельная атмосфера атеизма.
Именно из-за этого "нагромождения" различных литературных приемов и калейдоскопа событий читателю трудно уловить тот глубокий политический и нравственных смысл, который кроется в этом великом произведении. Каждый находит в этом романе свой смысл, в этом и заключена его многогранность. Кто-то скажет, что смысл "Мастера и Маргариты" заключен в превозношении любви, побеждающей даже смерть, кто-то возразит: нет, это роман о вечном противостоянии добра и зла, о пропаганде христианских ценностей. В чем же заключена истина?
В романе присутствуют две сюжетные линии, в каждой из которых события происходят в разное время и в разном месте. Поначалу события разворачиваются в Москве 30-х годов. В тихий вечер словно из ниоткуда появилась странная компания во главе с Воландом, который на поверку оказался самим Сатаной. Они творят дела, которые коренным образом меняют жизнь некоторых людей (как пример, судьба Маргариты в романе "Мастер и Маргарита"). Вторая линия развивается по аналогии с библейским сюжетом: действие происходит в романе Мастера, главные действующие лица - пророк Иешуа (аналогия с Иисусом) и прокуратор Иудеи Две эти линии замысловато свиты между собой, характеры и роли персонажей переплетаются, что несколько мешает уловить тот смысл, который автор изначально вложил в свое произведение.
Да, смысл "Мастера и Маргариты" можно трактовать по-разному: роман этот и о большой и чистой любви, и о преданности и самопожертвовании, и о стремлении к правде и борьбе за нее, и о человеческих пороках, которые как на ладони рассматривает Воланд со сцены. Однако есть в романе и тонкий политический подтекст, его просто не могло не быть, особенно если учитывать то, в какое время творил свое - жестокие репрессии, постоянные доносы, тотальная слежка за жизнью граждан. "Как можно так спокойно жить в подобной атмосфере? Как можно ходить на представления и находить свою жизнь удавшейся?" - будто вопрошает автор. Олицетворением беспощадной государственной машины можно считать Понтия Пилата.
Страдающий мигренью и мнительностью, не любящий иудеев и людей в принципе, он, тем не менее, проникается интересом, а затем и симпатией к Иешуа. Но, несмотря на это, он не решился пойти наперекор системе и спасти пророка, за что впоследствии был обречен мучиться сомнениями и раскаяниями всю вечность, до тех пор, пока Мастер не освободил его. Задумавшийся над судьбой прокуратора читатель начинает постигать нравственный смысл "Мастера и Маргариты": "Что заставляет людей поступаться своими принципами? Трусость? Равнодушие? Страх перед ответственностью за свои поступки?"
В романе "Мастер и Маргарита" автор сознательно пренебрегает библейскими канонами и дает собственную интерпретацию природы добра и зла, которые зачастую в романе меняются местами. Такой взгляд помогает по-новому взглянуть на привычные вещи и открыть для себя много нового там, где, казалось бы, искать уже нечего - в этом и кроется смысл "Мастера и Маргариты".
«Символ», № 23/1990, стр. 265-278.
К. Гаврюшин
ЛИТОСТРОТОН, ИЛИ МАСТЕР БЕЗ МАРГАРИТЫ
Пилат убо... изведе вон Иисуса и
седе на судищи, месте глаголе-
мем Литостротон, еврейскы же
Гаввафа.
Евангелие от Иоанна, гл. 19, ст. 13
В лъто от сотворения мира 7439-е.
Мрачной и гулкой ночью, которая потрясла прилегающие к Волхонке кварталы лавиной взрывов, из окна одного из московских особняков можно было наблюдать совершенно невероятную картину. За письменным столом, слегка втянув голову в плечи, сидел мужчина средних лет, а против него в широком кресле развалился громадных размеров черный кот с гаванской сигарой в зубах. Клубы табачного дыма и исписанные листы бумаги свидетельствовали о том, что здесь шла напряженная работа.
Внезапный грохот и дребезжание стекол прервали мысль писавшего, и он с выражением испуга на лице обратился с вопросом к Коту.
Неужели... неужели они... все-таки посмели?
Вяло зевнув, Кот почему-то взглянул на наручные часы и равнодушно ответствовал:
Конечно, посмели... жалкие подражатели... Воюют с камнями - и ничего не построят.
Тут Кот изобразил подобие улыбки и, встав с кресла, ободряюще похлопал собеседника по плечу. Что он сказал при этом, мы сообщим читателю позднее, после необходимых предварительных разъяснений.
За спорами об источниках, мотивах и аллюзиях романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» незаметно оказались отодвинутыми на второй план вопросы о нравственном идеале произведения и образах, в которых он воплощен. Уже то обстоятельство, что главным героем - почти всерьез - предлагают считать страдающего лунатизмом профессора Ивана Николаевича Понырева, достаточно свидетельствует о крайней неразработанности темы.
Сколько бы ни выделялось планов в романе и как бы они ни именовались, бесспорно, что автор стремился показать отражение вечных, надвременых образов и отношений на зыбкой поверхности исторического бытия. С этой точки зрения внимание наше в первую очередь останавливают Иешуа-Иисус и Воланд-Сатана.
Образ Иисуса Христа как идеал нравственного совершенства неизменно привлекал и писателей, и художников. Одни из них придерживались традиционной, канонической его трактовки, основанной на четырех Евангелиях и Апостольских Посланиях, другие тяготели к апокрифическим или попросту еретическим сюжетам. Как известно, М. Булгаков пошел по второму пути. Был ли сделанный писателем выбор просто литературным приемом, или он необходимым образом связан с его мировоззрением и основным замыслом романа?
Важно убедиться, что обращение М. Булгакова к апокрифу обусловлено сознательным и резким неприятием канонической новозаветной традиции. Об апостоле и евангелисте Матфее, чтимом всеми христианами в лике святых, читатель романа получает первое представление со слов самого Иешуа Га-Ноцри: «...ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал». Выходит, сам Иисус отвергает достоверность свидетельств «Евангелия от Матфея». Нелишне заметить, что и в этом отношении он проявляет поразительное единство взглядов с Воландом-Сатаной: «...уж кто-кто, - обращается Воланд к Берлиозу, - а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило на самом деле никогда...»
Левий Матвей, производящий отталкивающее впечатление своей неуравновешенностью и умственной ограниченностью, сначала стремится убить Иешуа-Иисуса, чтобы избавить его от мучений; потом вместо Иосифа Аримафейского и без предварительного согласия властей снимает тело Иисуса с креста; после этого он одержим идеей убить предателя Иуду, но его опережают слуги Понтия Пилата...
Важно не только то, что есть в романе о Понтии Пилате, но и то, что обойдено в нем молчанием в сравнении с евангельским повествованием. В нем есть суд, казнь и погребение Иешуа-Иисуса, но нет его воскресения. Нет в романе и девы Марии - Богородицы. Своего происхождения Га-Ноцри не знает: «...я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...» Стало быть, Иисус вовсе даже не из богоизбранного племени, и напрасно апостол Матфей скрупулезно перечисляет все колена родства «сына Давидова, сына Авраамля».
Земная безродность Иешуа-Иисуса логически связана с небесной. В романе есть «бог», но нет Бога-Отца и Бога-Сына. Иешуа - не Единородный Сын Божий, он... Кто же он?
На первый взгляд, в своей трактовке образа Иисуса М. Булгаков близок Льву Толстому («Соединение и перевод четырех Евангелий», «Исследование догматического богословия»). Однако Иешуа Га-Ноцри - все же не простой человек, учитель праведности, ибо Воланд-Сатана мыслит себя с ним в «космической иерархии» примерно на равных. Сопоставимы они и в глазах автора романа, заставляющего в финале Левия Матвея явиться посланцем от Иешуа-Иисуса к Воланду и просить последнего наградить Мастера покоем.
Примечательно, что к этой идее равенства Иешуа и Воланда М. Булгаков шел постепенно, в глубоких раздумьях. Ранняя, третья редакция романа фиксирует такое отношение героев, при котором Иешуа приказывает Воланду.
Таким образом, направление творческой эволюции М. Булгакова очевидно.
Однако достигнутое в итоге равенство это -- только формально-умозрительное. С точки зрения художественной выразительности и силы Иешуа, бесспорно, уступает Воланду. По мере развертывания повествования лик его бледнеет, расплывается и отходит на второй план. И вполне закономерно, что к Иешуа-Иисусу в конечном счете не приходят земные герои книги - Мастер и Маргарита; лишь в смутных полнолунных грезах (да к тому же с «обезображенным лицом») предстает он перед Иваном Николаевичем Поныревым (невольно вспоминаются «Люди лунного света» В. В. Розанова). На всем двухтысячелетием пространстве исторического бытия - насколько оно затрагивается событиями романа - образ Иешуа попросту незаметен.
Зато всеприсустствие Воланда-Сатаны подчеркнуто со всей неоспоримостью - он был и в саду при разговоре Пилата с Каиафой, он беседовал с Иммануилом Кантом, его свита хранит воспоминания о средневековых подвигах... А Иешуа-Иисус имеет только одного, совершенно непонятливого ученика, у него нет апостолов, которые благовестили бы о его Воскресении - потому что не было и Воскресения (а может быть и казни? - «Ну, конечно, не было», - отвечает «хриплым голосом» спутник (сам Иешуа} в видении Ивана Понырева), нет Церкви, которая хранила бы предание и действовала в истории его именем...
При столь слабых силах трудно предполагать возможность реального противоборства Иешуа-Иисуса с Воландом-Сатаной. Но, как не раз уже отмечалось, этого противоборства нет и в помине! Иешуа и Воланд одинаково относятся к каноническим Евангелиям, совершенно единомысленны в уготовлении вечного приюта Мастеру и Маргарите. В романе о Понтии Пилате Сатана не искушает Га-Ноцри, а последний не изгоняет бесов и вообще ничем явно не ущемляет Князя Тьмы.
Больше того, Воланд-Сатана вразумляет и наказует явных безбожников, его подручные заставляют платить по счетам плутов, обманщиков и прочих негодяев... Единственная перебранка посланника Иешуа Левия Матвея с Сатаной выставляет «апостола» в весьма невыгодном свете. И может быть, основной смысл этого эпизода - показать, что по причине своей ограниченности Левий Матвей просто не посвящен в глубинное единство и таинственную связь Иешуа-Иисуса и Воланда-Сатаны.
«Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?» - вопрошает Воланд безответного Левия. А в эпиграфе к роману Мефистофель сообщает Фаусту: «Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Предположением о том, что автор романа находился под влиянием учения Августина, эти мотивы полностью объяснены быть не могут...
Итак, для прояснения нравственного идеала романа противопоставление Иешуа-Иисуса и Воланда-Сатаны ничего не дает. Очевидно, М. Булгаков увлечен каким-то теософическим «экуменизмом».
Известны же учения, согласно которым Иисус был одним из «эонов», чтимым наряду с «ангелом света» - Денницей, Люцифером (то есть «Светоносным»).
Если Левий Матвей не понимал своего учителя, то Воланд-Сатана вполне понимает Иешуа, может быть даже ему сочувствует, но не верит в возможность твердого обращения людских сердец к добру. Хотя Воланд и его свита не слишком симпатичны по внешности, на протяжении романа они не раз творят «пра-ведный суд» и даже «добро». Всей логикой романа читатель подводится к мысли не судить о героях по их обличью - и как подтверждение правильности невольно возникающих догадок выглядит заключительная сцена «преображения» нечистой силы: исчезли безобразный клык и кривоглазие Азазелло, фиолетовым рыцарем стал Коровьев-Фагот, худеньким юношей, демоном-пажом - кот Бегемот. «И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье». Каком? Об этом не сказано ни слова. Но, судя по метаморфозам свиты, подлинный лик Воланда-Сатаны не должен вызывать отвращения...
Бесспорно, таким образом, что не только Иисус, но и Сатана представлены в романе отнюдь не в новозаветной трактовке. Вполне понятны поэтому попытки связать образ Воланда с ветхозаветным Сатаной, искушающим праведного Иова с согласия самого Господа (А. К. Райт).
Иудаистические и каббалистические мотивы в романе вообще достаточно заметны. Это, к примеру, почти с первых же страниц, астрологическая тема («Меркурий во втором доме» и т. п.) или же самоцветный бассейн с кровью, в котором омывают Маргариту перед балом у Сатаны. Как тут, опять же, не вспомнить юдофильские воздыхания В. В. Розанова по поводу миквы...
Тема крови носит в романе оккультно-сакральный характер. «Вопросы крови - самые сложные вопросы в мире!» - возглашает Коровьев, сопровождая Маргариту в комнату Воланда и попутно намекая на ее королевское происхождение. Последнее оказывается чрезвычайно важным для всего сатанинского бала, насыщенного литургической символикой.
«Литургические» мотивы романа, обнаженные в сценах бала у Сатаны, до сих пор внятно не прочитаны, и этот оставленный критикой пробел скрывает многие существенные сюжетные и смысловые связи. Дело в том, что темой крови начинается (омовение в бассейне) и завершается (приобщение из чаши) описание сатанинской литургии, которая представляет собой зеркальное переосмысление литургии христианской. Современному читателю необходимо напомнить основное содержание и внешние особенности этого священнодействия.
В таинстве евхаристии, совершающемся во время литургии, происходит «пресуществление», то есть изменение, «существа» хлеба и вина в тело и кровь Христовы, которых с благоговением приобщаются верующие. Священнодействия литургии основаны на символическом воспроизведении искупительной жертвы, которая была принесена Христом в его крестных страданиях за грехи всего рода человеческого. Разрезая острым ножом («копием») на проскомидии большую просфору, знаменующую Христа, священник произносит слова: «Жрется Агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение». В отличие от ветхозаветных и языческих жертвоприношений - это подчеркнуто бескровная жертва.
Помимо хлеба и вина, острого ножа (копия) и чаши (потира) к необходимым вещным реалиям литургии относятся, в частности, престол с семисвечником и жертвенник. С ними мы как раз и встречаемся на квартире у Воланда-Сатаны. Дубовый, на резных ножках стол («престол») стоял прямо перед кроватью хозяина, а в семисвечнике (!) горели восковые (как и положено по церковному уставу) свечи. Второй стол «с какой-то золотой чашей» (потиром) и также с канделябром стоял в отдалении - прозрачный намек на жертвенник, располагающийся в алтаре в северо-восточной части, в нескольких шагах от престола. Запах серы и смолы, за-меченный Маргаритой, - прямое следствие каждение «чертовым ладаном». Воланд возлежал за столом (престолом) - то есть на так называемом «горнем месте», где располагается кафедра архиерея, символически изображающего собой самого Господа в определенные моменты богослужения...
Поскольку в сатанинской литургии должны быть контрастные отличия от христианской, они первоначально подчеркиваются одеждой дьявола - длинной ночной рубашкой, грязной и заплатанной на левом плече. Это - противопоставление архиерейскому одеянию с застегиваемым на левом плече и с него спускающимся омофором. Другой мотив профанации святыни - отношение к престолу: на нем идет игра в шахматы...
Но главные мотивы литургического действа - жертвоприношение, пресуществление, причащение. Заметим сразу, что в романе крестная смерть Иешуа-Иисуса отнюдь не рассматривается как искупительная жертва - и уже потому она не может быть прообразом совершающейся здесь литургии. Все тот же мотив инверсии подводит к мысли, что если в христианской литургии таинственную основу образует добровольное самопожертвование Богочеловека, то в сатанинской - насильственное убийство; если в христианской к пресуществлению предлагаются особенно тщательно отобранные чистые вещества - хлеб и вино, то в сатанинской «предложение» должно быть нечистым; если в христианской литургии вино превращается в кровь (Бога), то в сатанинской - кровь (предателей) в вино...
Новоявленный «Иуда» - барон Майгель - послужил той жертвой, кровь которой оказалась в литургической чаше Воланда. Хозяин бала мгновенно преображается («исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то черной хламиде со стальной шпагой на бедре»), и кровь «пресущест-вляется» в вино, которого причастилась Маргарита...
Конечно, если христиане приобщаются крови своего Бога, почему бы сатане не пить кровь самых тяжких грешников? Но возлюбленная Мастера...
Ее роль в сатанинской литургии - тема особая. Как догадывается читатель по репликам подручных Воланда, какие-то качества Маргариты делают ее совершенно необходимой для бальной церемонии. На поверхности лежит один мотив - нужна «королева». Но только ли в качестве дополнения к «королю»?
С ритуальной точки зрения коль скоро сатанинская литургия противостоит христианской, в ней должен немаловажную роль играть мотив осквернения. Конечно, Маргарита - не невинная девушка, но по меркам сего века она почти безгрешна, и многое должно быть ей прощено, потому что она много любила. Совершенно недвусмысленно Маргарита готова отдать за любимого свою душу. Кроме того, что не менее важно, в ней течет особая - королевская - кровь, мистически связанная с богоустановленной и церковно-освященной властью. Именно по этим причинам Маргарита - вполне подходящий объект для ритуального осквернения со стороны нечистой силы, стремящейся установить в мире свою власть.
Перед балом у Сатаны персону королевского происхождения омывают в бассейне с кровью далеко не столь благородного свойства. Аллюзия на иудейскую микву здесь многосмысленна...
В следующей далее сцене колено Маргариты поочередно покрывают поцелуями все званые гости сатанинского бала. Здесь дело уже не только в осквернении: одновременно каждый из них забирает у Маргариты часть жизненной силы. Нечисть может существовать только за чужой счет. Коровьев не случайно предупреждает: от невнимания королевы гости могут «захиреть». Понятно, что через некоторое время Маргарита в изнеможении едва не валится с ног, и лишь повторное омовение в кровавом бассейне дает ей силы продержаться до конца действа.
Финал сатанинской литургии многознаменателен, но для правильного осмысления необходимо знать об особенностях масонского ритуала посвящения в степень «рыцаря Кадош».
В символических действиях этого обряда воспроизводится масонская месть убийце Хирама (строителя Соломонова храма) - его закалывают ножом, отрезают голову (на жертвеннике), затем переносят ее на престол и причащают посвящаемого крови жертвенного агнца (символизирующего убийцу) из человеческого черепа. Есть свидетельства, что при посвящении наиболее знатных особ череп украшали золотой короной...
Безбожник Берлиоз вполне подходил для роли «убийцы Хирама», так как масонство, на определенных ступенях, защищает по-своему понимаемое христианство (Христа при этом именуют «первым масоном» или относят, наряду с Буддой, Заратустрой и др., к «великим посвященным»). Вот почему отрезанная голова Берлиоза появляется - как важный мотив - в кульминационный момент сатанинской литургии и, выслушав свой приговор, превращается в чашу на золотой ноге, в которую хлынет кровь доносчика - барона Майгеля.
Трудно с точностью установить, каким источником пользовался М. Булгаков, изучая этот обряд. Мы укажем один, достаточно старый. На него могли опираться и авторы более поздних работ. Это анонимная книга «Могила Жака Молэ», вышедшая в Париже в 1797 г. Ее фронтиспис и текст на с. 135 достаточно крас-норечивы...
Существенно отметить, что вместе с двенадцатью «безбожными апостолами» Берлиоза, кружившимися в адской пляске в ресторане МАССОЛИТа (ее детали, особенно джаз с воплями «Аллилуйя», подчеркнуто перекликаются с имеющей последовать сатанинской литургией), отплясывает и приезжий писатель Иоганн из Кронштадта. Что имя своему персонажу М. Булгаков давал, намереваясь вызвать в памяти читателей образ отца Иоанна Кронштадтского, проповедника, пользовавшегося в начале XX в. любовью всей России, - сомневаться не приходится. Но в чем был смысл этой несколько грубоватой аллюзии? Не в том ли, чтобы еще раз противопоставить учение Христа и представителя церковного предания!
Другие детали масонской символики и обрядности представляют второстепенный интерес.
Ценный материал для уяснения роли Маргариты в сатанинской литургии и романе в целом дают наблюдения И. Л. Галинской, обращающей внимание на логику развития этого образа под прямым или косвенным влиянием воззрений Вл. С. Соловьева. В начале романа героиня - «простонародная Афродита» (концепция «двух Афродит» - земной и небесной - восходит к платоновскому «Пиру», идеи которого и развивает Вл. Соловьев), но затем она преображается до «непомерной красоты» и оказывается способной спасти Мастера и его творение, привести возлюбленного в обитель «вечного покоя». Кульминационным моментом «пресуществления» Маргариты является именно обряд «посвящения», завершающийся приобщением из чаши.
Не лишены основания и предположения о связи образа Маргариты с соловьевской теологемой Софии-Премудрости, восходящей к учению гностиков и прослеживающейся в умозрительных построениях писателей-масонов XVIII в., а также П. А. Флоренского и С. Н. Булгакова. Согласно гностическим представлениям, «тварная» София-Премудрость является первой помощницей Бога в акте миротворения, и Воланду-Сатане, изображающему по смыслу литургии самого Творца, она логически должна быть необходимым дополнением.
Параллели между образами Маргариты и соловьевской Софии усиливаются еще одним обстоятельством - любовь Мастера и его подруги бездетная. Развернутое теоретическое обоснование бездетного идеала было дано Вл. Соловьевым в статье «Смысл любви». С точки зрения Вл. Соловьева, «законный союз семейный», так же как и физическая страсть, «исполняет дело, пока необходимое, хотя и посредственного достоинства». А именно: «он производит дурную бесконечность физического размножения организмов», тогда как подлинный «прогресс» состоит в «обращении внутрь» творческой силы, преодолении косных патриархальных и семейных устоев и установлении «истинного сизигического образа» (сизигия - гностический термин, означающий «сочетание») «всечеловеческого единства». Любопытно, что даже самопожертвование Вл. Соловьев считает несоответствующим «сизигическому идеалу». «Пожертвовать свою жизнь народу или человечеству, - пишет он, - конечно, можно, но создать из себя нового человека, проявить и осуществить истинную человеческую индивидуальность на основе этой экстенсивной [!] любви невоз-можно». Как же быть с тем вековечным образом Креста, на котором была принесена жертва за весь род человеческий? Не с ним ли, как раз на памяти Вл. Соловьева, слагали русские люди головы «за други своя» на Балканах?
Но Вл. Соловьев чужд мысли о самопожертвовании и твердо стоит за бездетную идиллию. «Верное поэтическое чутье действительности заставило и Овидия, и Гоголя лишить потомства Филимона и Бавкиду, Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну».
Та же идиллия предлагается в награду и Мастеру и Маргарите. Вспомним, как описывает ее Воланд: «...неужели вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?»
При полном безучастии бездетного Всевышнего, по прямому ходатайству родства не помнящего Иешуа-Иисуса Воланд-Сатана предлагает Мастеру и его подруге идеал бездетной любви, единственным плодом каббалистических утех которой может быть искусственный человечек - гомункул... Этот идеал самым необходимым образом связан с «богословской» концепцией романа, ибо автор его даже самого себя не мыслил в ипостасях «отца» и «сына»...
Отнюдь не случайность, что детских образов в романе практически нет. Лишь в своем вальпургиевом полете Маргарита на мгновение задерживается около оставленного взрослыми малыша, а потом просит у Сатаны о помиловании Фриды, задушившей собственного ребенка. Соответственно отсутствуют и образы родителей. В сознании героев и рассказчика нет отче-сыновнего отношения, нет истории, нет будущего.
Можно сколько угодно иронизировать над человеком, вошедшим в исторический разум, понимающим себя одновременно и нераздельно как «сына» и как «отца», пенять ему, по подсказке небезызвестного немецкого любомудра, что он воздвигает свой небесный, надвременный идеал по подобию земной семьи. Но нельзя вместе с тем не признать, что именно человек такого склада и образа мыслей менее всего удобен для управления извне, тогда как адептам «космического сознания» и «великой эволюции» достаточно и малого намека...
Достигнутый Мастером и Маргаритой вожделенный «покой» - награда за тяжкие испытания и оправдательный приговор «последнего суда».
Тема суда и возмездия в романе исключительно многообразна. Судят и убивают Иешуа и разбойников, осуждают и закалывают предателя Иуду, приговаривают к смерти безбожника Берлиоза и доносчика Майгеля, раскрывают интимные тайны жуликов и развратников и т. д. И если читатель невольно разделяет сомнения Пилата в отношении участи Га-Ноцри, то в правоте обличений и наказаний, творимых слугами Сатаны, он уверен вполне. Да кому же придет в голову жалеть буфетчика-миллионера, дядю Берлиоза, прибывшего из Киева, или критика Латунского? Множеством художественных деталей читатель вполне подготовлен почти самостоятельно утвердиться в мысли, будто совершается справедливое и неизбежное: «так им и надо»...
Есть тому и «мистические» подтверждения: кровь барона Майгеля превращается в кипящее вино, убитый Иуда становится особенно красивым, как бы освобожденным от греха.
Избранная Булгаковым версия гибели Иуды особенно существенна для композиции романа, так как она необходимым образом связана с сатанинской литургией; напомним, что Иуду с помощью женщины заманивают в Гефсиманский сад и убивают, как и Азазелло барона Майгеля, ударами острых ножей.
Ценное пояснение к этой сцене сделала И. Л. Галинская, связавшая ее с историей убийства папского легата Петра де Кастельно по приказу главы секты альбигойцев графа Раймунда VI Тулузского. Легат в глазах альбигойцев бесспорно был равнозначен предателю Иуде, так как объявил об отлучении графа от Церкви и закрытии всех католических храмов в его владениях. Знакомство М. Булгакова с «Песней об альбигойском крестовом походе» не вызывает серьезных сомнений, а подмеченное исследовательницей сопряжение альбигойских реминисценций с восходящей к гностицизму манихейской ересью, философическими мечтаниями Г. С. Сковороды и соловьевской теологемой Софии-Премудрости представляется вполне закономерным развитием темы.
Но существенным звеном в этой цепи должны быть и мотивы сатанинской литургии. Нас сейчас не может занимать вопрос, насколько справедливы были те, кто обвинял альбигойцев как «слуг Сатаны», равно как достоверна ли историческая преемственность между представителями этого движения и орденом тамплиеров. Важно лишь, что сведения о сатанинской литургии, якобы практиковавшейся храмовниками, а также о воспроизведении их обрядов в позднейшем масонстве вполне могли попасть в поле зрения М. Булгакова. И именно они позволили писателю связать в литургической теме единым узлом мотивы кровавой масонской мести за разглашение тайны и масонской же мифологемы «строительной жертвы».
М. Йованович справедливо полагает, что в распоряжении М. Булгакова мог находиться весьма широкий круг источников по истории масонства, включая и иностранные (об устном предании, понятное дело, говорить затруднительно, так как масонство было официально запрещено в России в 1822 г.). Подчеркивая, что «Евангелие по Воланду» оказывается одновременно и «Евангелием по Булгакову», критик приходит к выводу, что «Булгаков писал свой роман с Воландовых позиций», будучи вдохновленным, «подобно Гете и многим другим художникам разных времен, глубоким знакомством с масонским учением и его историей» (Jovanović М. Utopija Mihaila Bulgakova. Beograd, 1975. S. 165).
Но, если у нас не остается никаких сомнений в том, что М. Булгаков исповедовал «Евангелие от Воланда», необходимо признать, что в таком случае весь роман оказывается судом над Иисусом канонических Евангелий, совершаемым совместно Пилатом, Мастером и сатанинским воинством. Литостротон мистически отождествился с Москвой, которая некогда была «третьим Римом» - и стала второй Голгофой.
Бесспорно, что автор «Мастера и Маргариты» был жертвой преследований и злобной критики. Но, стремясь к восстановлению исторической справедливости и отдавая должную дань его литературному таланту, грешно забывать, что Булгаков ни в коей мере не был «страдальцем за веру», что «яд», которым был «пропитан» его язык (из автохарактеристики), черная шапочка с литерой «М» и эпигонски-театральное сжигание фрагментов рукописи a la Гоголь занимали в его сознании гораздо более важное место, чем обетования, записанные бывшим сборщиком податей апостолом Матфеем...
Совершенно правомерно сравнение художественных приемов как Булгакова и Гоголя, так и Булгакова и Гофмана. Но считать писателя продолжателем той же духовной традиции, к которой принадлежали Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков и автор «Рассуждения о Божественной Литургии» можно только по недоразумению или по причине полного идейного дальтонизма. Основательно увязнув в сетях гностических построений, обессилев от литературной травли и тягот быта, Мастер вполне готов был подать руку Сатане - и увидеть в нем Спасителя.
Противопоставив в своем обращении к верховной власти революционный процесс «излюбленной и Великой Эволюции», наш «мистический писатель» (как он себя называет) невольно выдал сердечную тайну - доверчивую увлеченность «Тайной доктриной» Е. П. Блаватской, теософскими внушениями А. Безант и прочей «эзотерической» книжностью такого рода. И, как это нередко бывает с неофитами, совершенно упустил из виду, что именно горячие проповедники вселенского эволюционизма в вольнокаменщических передниках составляли антимонархические заговоры - в екатерининские времена во Франции, а немного позднее - и в России...
Если говорить о мировоззренческой системе М. Булгакова, как она отразилась в его основном романе, мы можем отнести ее к одной из многочисленных и по духу своему безжизненных вариаций старой гностической темы. Мастер без Маргариты вряд ли заслуживал серьезного внимания. И его подруга, будь она лишь очередным воплощением Софии-Ахамот, с равным успехом обольщавшей валентиниан, Джона Пордеджа и Вл. Соловьева, была бы для нас малоинтересна.
Но за образом Маргариты стояла не только отвлеченная концепция, но в первую очередь живое человеческое лицо. И именно оно своей жизненной силой местами разрывает мертвенную сеть гностических умозрений. В короткой беседе с четырехлетним малышом Маргарита внезапно прозревает до откровений благодати материнства:
«Я тебе сказку расскажу, - заговорила Маргарита и положила разгоряченную руку на стриженую голову, - была на свете одна тетя. И у нее не было детей, и счастья вообще тоже не было. И вот она сперва долго плакала, а потом стала злая...»
Но в душе Маргариты злоба не может укорениться, ибо в этой храмине теплится лампадка сострадания и любви. Прошедшая все тягостные испытания сатанинского бала, Маргарита первую свою просьбу к Князю Тьмы обращает за внешне чужую, понятную лишь по сродству боли детоубийцу Фриду.
Порой отталкивающе-достоверно лебезит и заискивает Маргарита перед Сатаной, слишком зримо-психологична она для идеального образца. И все-таки в непроизвольных словах и решительных поступках героини идеал любви, сострадания и самопожертвования, толком даже не намеченный в образе Иешуа, временами обретает уловимые контуры. Но потом вновь тает в лунатических видениях профессора Понырева.
Похлопав собеседника по плечу, Кот напыщенно произнес: - Храм, который строим мы с Вами, Мастер, разрушить никому не удастся.
С этими словами он поправил на голове отрешенно смотревшего на стену писателя черную засаленную шапочку с литерой «М» и, как это любят делать высокообразованные коты, задрав хвост исчез в дымоходной трубе. На стене слегка качнулась маленькая пришпиленная бумажная иконка. На ней был изображен апостол и Евангелист Матфей со стоящим позади ангелом. Мастеру на мгновение показалось, что ангел от него отвернулся.
Н.К. Гаврюшин (Москва)
